Людишки
Шрифт:
Пэми попятилась от окна, присела на раскладушку и попробовала заставить себя успокоиться. Не важно, что кошмары приходят почти еженощно, не важно, как часто они повторяются. Эти сновидения по-прежнему повергают ее в ужас и часами терзают после пробуждения. Они по-прежнему не дают ей смежить веки. "Так больше нельзя, - подумала Пэми. - Мне необходимо поспать".
Она посмотрела на дощатую стену под окном. За досками был спрятан чемоданчик, в котором до сих пор лежали деньги, все до последней бумажки. Пэми даже ни разу не пересчитала их, просто принесла домой, отодрала доски, сунула чемодан в углубление, поставила щит на место и продолжала жить прежней жизнью, отлавливая клиентов из Европы и зарабатывая
"Это должно прекратиться", - думала Пэми. Ей был невыносим каждый вздох, потому что в воздухе все время висел смрад того гостиничного номера, темного, отвратительного, залитого кровью. Ей необходимо выспаться. Но она не может спать. "Мне надо выбраться из этой каморки", - подумала Пэми.
Весь ее скудный гардероб помещался в верхнем ящике шкафчика. Пэми выбрала платье (то, светло-зеленое, она уже давно выбросила) и обула башмаки, потом достала из-под раскладушки молоток. Дабы уберечься от нежелательных ночных посещений, она делала то же, что и остальные обитатели "общежития": прежде чем лечь в постель, приколачивала к полу перед дверью деревянный брус, не дававший открыть ее снаружи. Подсунув молоток под брус, Пэми оторвала его, спрятала вместе с молотком под койку и вышла в темный коридор, где стоял более привычный дух мочи и дрянной снеди. Закрыв за собой дверь (на ней не было ни задвижки, ни замка), Пэми зашагала к лестнице, озаренной слабым светом от входной двери. Она хотела спуститься и выйти на улицу, но в последнее мгновение передумала и пошла вверх. Преодолев четыре крутых скрипучих пролета и еще маленькую железную лесенку, привинченную к стене, Пэми очутилась на крыше.
Люк часто оставляли открытым, сегодня он тоже не был заперт, и Пэми вылезла из него, опираясь ладонью о застеленную толем крышу, еще хранившую солнечный зной. Медленно подойдя к фасаду здания, она села на парапет, достигавший коленей, и посмотрела сквозь кроны деревьев на проулок. В темноте утрамбованный грунт дороги казался мягким, похожим едва ли не на подушку.
"Интересно, почему я убила датчанина? - думала Пэми. - Что мне было нужно? Теперь я хочу только спать, устала копаться в этом дерьме. Хватит с меня этого дерьма. Хватит этих клиентов, похожих на датчанина, хватит этого дерьмового жилья, где приходится заколачивать себя гвоздями. Не надо мне этой поганой болячки в крови. Что же будет, когда появятся язвы? Тогда уж никто не даст мне двадцать шиллингов. Тогда уж меня и задарма никто не трахнет. Что же мне было нужно? И что нужно мне теперь?"
Пэми подняла глаза и пожалела, что на небе нет звезд. На глаза ее навернулись слезы, и Пэми устремила их на небосвод, жалея, что звезд сегодня не видно. Она расслабилась, глядя вверх, стараясь ни о чем не думать. Просто отдохнуть и наплевать на все...
– Хочешь спрыгнуть?
Пэми испуганно оглядела крышу. Она хлопала глазами, и слезы падали с ресниц.
– Где вы? Кто вы?
Голос был женский, но откуда он доносился?
– Я тут, - ответила женщина и помахала рукой; она сидела в углу крыши, опираясь спиной о низкий парапет. - Если пришла охота прыгать, дай я сперва спущусь вниз.
– Не собираюсь я прыгать, - ответила Пэми. Она встала с парапета, чуть покачнулась, потеряла равновесие, но вновь обрела его и не сверзилась вниз. - И никогда не собиралась, - добавила она угрюмым тоном человека, обнаружившего, что за ним подглядывают.
– Ты была бы не первой, кто сиганул с этой крыши.
– Но я не сиганула. Просто поднялась подышать свежим воздухом.
– Я тоже.
Пэми подошла к женщине и увидела, что та - такая же шлюха, как и она сама. Такая же тощая чернокожая девица, которой
– Я прихожу сюда бессонными ночами и грежу, - объяснила женщина.
– Вот уж чего не люблю, так это грез, - ответила Пэми.
– Мне нравится грезить наяву, - сказала женщина. - Прихожу сюда и мечтаю о том, что бы я сделала, будь у меня много денег.
Пэми почувствовала внезапную тревогу. Много денег? Неужели это какой-то знак? Знамение?
– И что бы ты сделала? - спросила она. - Что бы ты сделала, будь у тебя много денег?
– Начала бы с того, что смылась отсюда, - ответила женщина и засмеялась.
Пэми последовала ее примеру, вспомнив о спрятанных в стене деньгах. Начнем с того, что она еще ни с чего не начала и никуда не смылась. И вообще пока ничего не предприняла.
– А куда бы ты поехала? - спросила она.
– В Америку, - ответила женщина.
Пэми бросила на нее удивленный взгляд.
– В Америку? Зачем?
– А почему нет? Ведь все богатые люди там, не так ли? Будь у меня много денег, я, естественно, пожелала бы разделить общество богатых людей.
"Что мне делать в Америке?" - спросила себя Пэми, и этот вопрос пробудил в ней какое-то странное чувство.
Женщина снова заговорила. Голос ее звучал, как колыбельная песня, казалось, она старается убаюкать себя.
– Я бы поехала в Америку, туда, где живут черные американцы. Тогда все подумают, что я тоже американка. Я говорю по-английски, как они. У меня всегда была бы вода для питья, мытья и стирки. Уж я бы тогда завела гардероб.
– Надо думать, - ответила Пэми, подначивая женщину.
– Нет, это все для полиции, - пояснила та.
Пэми нахмурилась и подалась поближе к собеседнице.
– Гардероб для полиции? О чем это ты?
– Разумеется, я не хочу, чтобы меня отправили восвояси, - ответила женщина. - Представь себе, что у меня много денег.
– Так?
– А выгляжу я, как сейчас. Прихожу в билетную кассу, сую тридцать тысяч шиллингов и говорю: "Дайте-ка мне билет до Нью-Йорка". Знаешь, что они подумают?
– Что ты богатая, - сказала Пэми.
– Нет, про меня такое не подумают, - с горечью ответила женщина: она знала, что говорит. - Про меня подумают: наркотики. Вот маленькая девочка, без чемоданов, платит наличными за авиабилет. Девушка из глухомани, прежде никогда нигде не бывала, на прошлой неделе получила новехонький паспорт. Они позвонят в Нью-Йорк и скажут: "Приглядывайте за этой девицей, когда сойдет с трапа. Пошарьте у нее в лоханке, наверное, найдете мешочки с кокаином".
– А никакого кокаина нет, - сказала Пэми и рассеянно похлопала себя по промежности, словно хваля ее за непричастность к контрабанде наркотиков.
– Нет, но на тебя будут коситься, - сказала женщина. - Ты же не хочешь, чтобы полицейские пялились на тебя: ведь потом они объявят тебя нежелательной иностранкой, посадят на следующий самолет и отправят обратно. А обратно тебе совсем не хочется. Только не сюда.
– Да уж, не хочется, - согласилась Пэми.
– У меня уже все расписано, - похвасталась женщина. - Первым делом я куплю пару платьев поприличнее тех, что у меня уже есть. Потом чемодан. Потом получу паспорт. Потом пойду в турбюро и скажу, что мой богатый любовник, правительственный служащий, только что отдал концы и отписал мне все свои наличные деньги. Куплю билет в оба конца и прямо тут, в Найроби, заплачу людям из турбюро, чтобы сняли мне номер в нью-йоркской гостинице, в обычной туристской гостинице. Тогда я и сама буду выглядеть как обычная туристка, и никто не сочтет нужным придираться ко мне в аэропорту.