Людоед
Шрифт:
Марта глубоко и часто задышала, ее тонкие пальцы принялись судорожно сжиматься и разжиматься, как если бы ведьма пыталась ухватить нечто невидимое и неосязаемое. Она больше не плакала и не молила о спасении. И пусть поначалу ничего не происходило, вскоре девичьи руки сдвинулись, словно уловили некое сопротивление, наткнулись на силовой поток. Цепи натянулись, железные кандалы врезались в кожу, обожгли и заставили Марту разжать пальцы.
— Продолжай! — потребовал я, вскакивая с табурета. — Давай же! Давай!
Ведьма скрипнула зубами,
— Повторяй плетение! Повторяй за мной! Синхронно!
Марта принялась неловко перебирать пальцами, и захваченный ими эфир потек, начал скручиваться в охватившие запястья силовые петли, опутывать кандалы и вгрызаться в тронутый ржавчиной металл. Финальный рывок разорвал оковы, железные обломки со звоном разлетелись по камере, а девчонка без сил опустилась на пол, спрятала лицо в ладонях и заплакала.
— Соберись! — потребовал я, — Коснись пацана силой! Ты должна оставить на нем отпечаток своей воли.
Марта склонилась над послушником, и до меня донесся легкий всплеск силы.
Да! Дело сделано! Кандалы разорваны заклинанием пленницы, и ее чары усыпили монашка — в этом убедится любой герхардианец с более-менее развитым колдовским даром; таких в миссии не может не быть. Теперь бы ткнуть кинжалом под лопатку, да и концы в воду. Ткнуть бы, да… Но что-то не поднимается рука. И не ментальное доминирование так сказывается, в этом я уверен, как ни в чем другом.
Дурак! Чистоплюй! Размазня!
На кону ведь твоя жизнь стоит! Не чья-то чужая, а твоя собственная! И рисковать ею… Кого ради?!
Марта выпрямилась и взглянула на меня.
— Что теперь?
Я убрал подрагивающие пальцы подальше от рукояти кинжала и в неровном мерцании гаснущего факела стянул с Лукаса черную рясу.
— Одевайся!
Ведьма не заставила просить себя дважды, избавилась от рваной дерюги и заменила ее на облачение послушника. Девичьи ступни без труда уместились в кожаных туфлях Лукаса, широкие рукава спрятали обожженные кандалами запястья, а глубокий капюшон укрыл лицо.
— А теперь коснись своей силой меня! — попросил я, хоть внутри все так и кричало, что совершаю непоправимую ошибку.
Девичья ладонь скользнула по щеке, в висках кольнуло, и сразу прекратила болеть голова. Я сунул Марте кошель, подтащил ее к двери и скомандовал:
— Поднимайся во двор и уходи. Там не протолкнуться от послушников, на тебя внимания не обратят. Проваливай из города!
— А как же ты? — всполошилась ведьма.
— Запри дверь, ключ забрось внутрь. И главное — не дай себя схватить!
Я вытолкнул Марту из камеры, и сразу скрежетнул замок, а потом приоткрылось смотровое окошко и о каменный пол звякнул ключ.
— Спасибо! — поблагодарила знахарка, прежде чем скрыться во тьме.
Я с шумом перевел дух. Теперь оставалось лишь молить небеса о спасении ведьмы.
Ангелы
Что же касается меня… Как-то в детстве у нас с братом зашел спор, у кого хватит смелости упасть лицом вниз, не выставляя перед собой рук. Я смухлевал и запрокинул голову, а мой упертый братец потом долго еще ходил с распухшим носом. И вот пришло время последовать его примеру.
Я набрался решимости и качнулся вперед…
Глава 7
В причастности к бегству ведьмы меня не заподозрили. Лукас попросту ничего не помнил, а наши эфирные тела несли на себе явственные отпечатки постороннего воздействия. Да и разорванные Мартой кандалы свидетельствовали сами за себя.
— Вы! — прорычал я, нацелив палец на брата Бруно. — Вы не связали ведьму должным образом! Это немыслимо!
Герхардианец и без того выглядел постаревшим на добрый десяток лет, а тут и вовсе буквально посерел. Оправдываться за недосмотр он даже не пытался.
— Все мы совершаем ошибки, магистр, — укорил меня приор и велел принести воды. — Ваш слуга помог арестовать чернокнижника, стоит возблагодарить Вседержителя хотя бы за это!
Я принялся отмывать от засохшей крови усы и бородку, поморщился из-за боли в разбитом носу и спросил:
— Так травник действительно готовил то мерзкое зелье? Не собирался обдурить Уве, всучив обычный свиной жир?
— Готовил, — подтвердил приор. — Но сам детей не убивал, брал тела у знахарки, которая пользовала залетевших уличных девиц. Так что день сегодня удачный вдвойне. Ну, почти…
Я осторожно прикоснулся к распухшему носу и попросил отвезти меня на квартиру. Герхардианцы в такой малости не отказали, и очень скоро я без сил повалился на кровать. Хотелось просто закрыть глаза и уснуть, но нервы были напряжены до предела.
Едва не погиб! Едва-едва! По самому краю прошелся! И если девчонку поймают… О таком развитии событий не хотелось даже думать.
Как заснул, не помню. Разбудил стук в дверь. Сердце испуганно дрогнуло и заколотилось словно бешеное, я вскочил с пистолем, левой рукой нашарил второй, но тревога оказалась напрасной: пожаловал Микаэль.
Как обычно, маэстро Салазар принес с собой бутылку недурственного вина, но, вопреки обыкновению, с рифмами играть не стал. Лишь пригляделся ко мне и покачал головой.
— Ого! Кто это тебя так, Филипп?
— Роковое стечение обстоятельств. Не бери в голову, — поморщился я в ответ и кинул пистоли на кровать. Закатное солнце светило в окно, голова после недолгого сна была тяжелой, опухший нос невыносимо ныл.
— Уверен, что мне об этом знать не нужно? — усомнился Микаэль.
— Инцидент исчерпан! — объявил я, подумал немного и попросил: — Герхардианцы ведьму ловят, держи нос по ветру. Услышишь что — сразу сообщи. Понял?