Людоедское счастье. Фея карабина
Шрифт:
П а с т о р. Хорошо, Сударь.
А н н е л и з. Вы допросите Бен Тайеба сегодня?
П а с т о р. Сейчас же.
Едва Пастор вошел в залитый светом кабинет Серкера, как усатый рослый комиссар встал и с демократической улыбкой обнял его за плечи. Он был выше Пастора на целую голову.
– Не успел поздравить тебя с Шабралем, малыш, но это просто супер.
И он увлек за собой Пастора в некое подобие прогулки.
– Зато про Бен Тайеба я тебе сейчас все популярно объясню. Этот ублюдок…
Кабинет
– «Ремингтон–Эллиот Дерринжер» тридцать второго калибра, – объяснил Серкер.
Далее, проходя мимо встроенного между алюминиевыми стеллажами мини–холодильника:
– Пропустим по одной?
– Не откажусь.
Пастор всегда прекрасно ладил с верзилами. Его маленький рост их успокаивал, а живость ума умиляла. С детского сада Советник и Габриэла учили маленького Жана–Батиста не бояться чужих мускулов. В лицее Пастор частенько играл роль рыбы–пилота при огромных акулах, казалось, поголовно страдавших душевной близорукостью.
– В общем, этот гад Тайеб, тайебский сын, здорово меня достал.
Как полицейский Серкер действительно отличился, и на улице (несколько ранений), и у себя в кабинете (бронебойные доводы Серкера сразили огромное количество подозреваемых, что называется, не в бровь, а в глаз).
– Но я готов спорить на что угодно, что это Тайеб пришил Ванини.
Раз так утверждал Серкер, Пастор был склонен ему поверить. Но все же спросил:
– Есть улики?
– Есть мотив.
Пастор дал Серкеру время подобрать слова для дальнейшей речи.
– Ванини не слабо работал с демонстрантами, особенно с черными. Раз он слегка задел двоюродного брата этого Тайеба. Но тот был опасен для общества.
– Понятно.
– Но есть тут одна закавыка, малыш. Хадуш Бен Тайеб сумел сфотографировать Ванини в разгар работы. Никак не могу прибрать к рукам эти картинки. Если Тайеба посадить в тюрьму, снимки немедленно появятся в газетах.
– Ясно. Где же выход?
– Вот тут–то и должен вмешаться ты. Для начала надо, чтобы Тайеб признался в убийстве Ванини. А потом – это основное – надо сшить ему такое дельце, чтоб его друзья–приятели раздумали публиковать снимки Ванини.
– Ясно.
– Ты как, справишься?
– Конечно.
18
Хадуш Бен
– С хорошенькой лестницы вы упали, – сказал Пастор и прикрыл за собой дверь.
– Да вроде того.
Но Бен Тайеб отнюдь не был в коме. Напротив, казалось, удары его возбудили.
– Вы знаете предъявленные вам обвинения? Думаю, пересказывать не стоит.
– Не стоит. У меня отличные шишки памяти. По обычной своей привычке Пастор попросил оставить себя с задержанным наедине. Задумчиво блуждая взглядом по комнате (просторный общий кабинет с кучей пишущих машинок и телефонов), Пастор шел, ласково проводя ладонью по столам. Лицо у него осунулось.
– Вот что я предлагаю для экономии времени…
Пастор заметил снятую телефонную трубку. Он покачал головой, сделал Бен Тайебу знак молчать, убрал жевательную резинку, которая удерживала трубку в миллиметре от рычага, и опустил ее на место.
– Теперь мы одни.
На другом конце провода Серкер уже не слышал этой фразы. Он повесил трубку и восхищенно покачал головой.
Как всегда, к двери прильнули уши. Как всегда, уши вскоре различили неясное бормотанье и стук пишущей машинки.
Через сорок пять минут Пастор вернулся в кабинет Серкера. В руках он держал четыре страницы машинописного текста.
– Извини за телефончик, малыш, – со смехом сказал Серкер. – Профессиональное любопытство.
– Ничего, вы не первый, – ответил Пастор. У него был очень усталый вид, но все же менее убитый, чем после допроса Пьера Шабраля.
Серкера мало заботило выражение лица Пастора. Он сразу стал искать глазами подпись Бен Тайеба.
– Он подписал? Ну ты молоток, Пастор! Возьми еще пивка, заслужил.
Как раз в этот момент показалось, что большой полицейский обожает маленького. Потом Серкер надел очки и принялся за изучение документа. Улыбка, сиявшая на его лице, от строчки к строчке становилась все уже. На середине третьего абзаца он медленно поднял голову. Держа банку пива в руке, Пастор спокойно встретил его взгляд.
– Что это за петрушка?
– Скорее всего, это правда, – ответил Пастор.
– Старуха кокнула Ванини? Ты что, издеваешься?
– Так видел Бен Тайеб.
– И ты ему веришь?
– Я спросил – он ответил… – мягко сказал Пастор.
– Так вот он, твой хваленый метод?
– Может быть, вы дочитаете до конца?
Еще минуту Серкер, не говоря ни слова, смотрел на Пастора, потом опять погрузился в чтение. Юный инспектор, на лицо которого постепенно возвращались краски, вежливо и неторопливо допивал пиво. На странице номер три Серкер снова поднял глаза. На лице у него было выражение, которое Пастор часто наблюдал у других верзил: тупое недоумение.
– Что это еще за история с мэрией?