Людовик XIV
Шрифт:
Людовик приказывает забыть о четырех положениях, определяющих статус Галликанской церкви, едва не приведших ее к схизме, а папа делает всё возможное для укрепления этого альянса.
В июле того же года от апоплексического удара в возрасте пятидесяти лет внезапно умирает Лувуа. Все испытывают облегчение. Его отвратительный характер с годами стал и вовсе невыносимым, так как к жестокости и упрямству, заставлявшим всех бояться его, добавилась еще и вздорность, ибо со смертью Кольбера исчез сдерживавший его противовес. Жан Кристиан Птифис считает, что именно с 1691 года, а не с 1661-го «король реально полностью взял власть в свои руки», ибо, по его мнению, Кольбер
Сен-Симон, которому в ту пору было 16 лет, заметил на лице короля «какое-то выражение легкости и свободы». Посол Венеции отмечает: «Лувуа в глазах всех был душой правления» — и добавляет, что «отныне ход делам будет давать непосредственно сам король».
Однако во всеобщем облегчении ощущается некоторый оттенок тревоги. Кое-кто, в том числе и мадам де Севинье, задается вопросом: «А может быть, Лувуа был незаменим?» «Вот и умер месье де Лувуа, этот великий министр, столь влиятельный человек, занимавший столь важное место, личность которого, как говорит месье Николь (знаменитый в ту пору янсенистский моралист. — Э. Д.), была столь значительна, что являлась центром очень многого».
Людовик, как обычно, выказывает истинно королевскую невозмутимость. Посланнику Якова II, явившемуся с выражениями соболезнования, он отвечает: «Месье, скажите королю Англии, что я потерял прекрасного министра, но от этого не пострадают ни его дела, ни мои».
Чтобы доказать это, он устраивает в следующем году гигантский военный парад в Живри, в Бургундии, с ослепительной торжественностью начинает осаду Намюра и с безжалостной невозмутимостью возвращается в Париж 16 июня, в годовщину смерти Лувуа.
Тем не менее в период с 1691 по 1715 год эта внешняя уверенность скрывает нечто, причем весьма существенное, что свидетельствует об ослаблении королевской власти: во-первых, финансовые трудности, которые длятся с 1699 по 1708 год, и во-вторых, влияние войны, которая продолжается с 1701 по 1709 год. Это были десять лет движения «на холостом ходу», самый трагический период царствования Людовика, когда объединенная Европа делает всё, чтобы унизить королевство, а если удастся, и расчленить его. В обоих случаях ответственность ложится на Мишеля де Шамийяра, который сначала играл с королем на бильярде, а потом стал его другом и, как утверждает Франсуа Блюш, «почти что его фаворитом». Одно то, что Франсуа Блюш употребил слово «фаворит», более пятидесяти лет находившееся под запретом, говорит о том, насколько бремя лет ослабило короля.
Шамийяру, возглавляющему финансовое и военное ведомства, которые раньше делили между собой Кольбер и Лувуа, катастрофически не хватает размаха, необходимого для исполнения даже одной из этих должностей (а для исполнения обеих нужен был бы сверхчеловек). Несмотря на его добросовестность — а этого качества у него в избытке — он изнемогает под бременем непосильных для него обязанностей. И это касается не только его одного. Все замечают, что Людовик, ставший с годами подозрительным и обидчивым, с удовольствием окружает себя, по словам неизменно язвительного Сен-Симона, либо «очень молодыми людьми», либо неприметными служителями.
До сих пор власть была абсолютной, но не личной; теперь она, оставаясь абсолютной, становится личной: решения принимаются во время «работы короля». Людовик работает наедине с кем-то, кого он решил вызвать, будь то генеральный контролер или просто человек, которого он считает компетентным в том или ином вопросе. Такого рода укороченная процедура исключает дискуссии,
Людовик является истинным главой государства. Примерно к 1690 году следует отнести становление «административной монархии», противостоящей монархии «оффисье» [127] . Желая обеспечить согласие среди своих советников, Людовик содействует заключению брачных союзов, дабы таким образом сблизить соперничающие кланы. Он выдает дочь Симона Арно де Помпонна за сына Кольбера де Круасси Жана Батиста, маркиза де Торси, который позже станет блистательным министром иностранных дел; он женит Барбезьё, сына Лувуа, на Луизе Шарлотте де Крюссоль, дочери герцога д'Юзеса; Маргариту Летелье, младшую дочь Лувуа, он выдает за Луи Никола де Нёвиль-Вильруа, сына самого ничтожного и самого тщеславного из своих друзей, вечно терпевшего поражения «героя» Кремоны, Рамийи и прочих сражений, неудачливого маршала де Вильруа.
127
«Оффисье», владельцы проданных им королем должностей, полагали, что эта привилегия дает им право на принятие решений в отношении государственных дел. (Прим. авт.)
Людовику, не выносившему новые лица в своем окружении и более всего ценившему дружбу, понадобилось десять лет, чтобы признать, наконец, бездарность своего любимца.
И дело не только в слабости Шамийяра. Король изменился. Огромный опыт, приобретенный им за 30 лет правления, дал ему ту уверенность, которой в 1661 году, когда он только взял власть в свои руки, ему так не хватало, несмотря на его не терпящие возражений заявления. Как далеко то время, когда, обращаясь к Кольберу, он говорил: «Я вам приказываю делать всё, что вы пожелаете». Он и раньше требовал докладывать ему обо всём в мельчайших подробностях, а с годами стал еще более дотошным и педантичным. Шамийяр — да и кто-либо другой из членов его правительства — никогда не сможет действовать так же независимо, как его предшественники. Жан Кристиан Птифис справедливо указал на «размытость структуры и отсутствие четкого разграничения обязанностей в его правительстве».
С 1689 по 1699 год генеральным контролером финансов является Луи де Поншартрен; благодаря его энергии и компетентности это ведомство занимает главенствующее место. Иначе всё обстоит и при Шамийяре, занимавшем этот пост с 1699 по 1706 год, и при Никола Демаре, племяннике Кольбера, возглавлявшем финансы с 1706 года вплоть до кончины короля. Но при этом следует сказать, что Демаре, своего рода акробат от финансов, поддерживая дружеские отношения со всеми откупщиками, исхитрялся регулярно снабжать армию деньгами, что поистине достойно восхищения.
После отказа Шамле, правой руки покойного Лувуа, занять его место, Людовик останавливает свой выбор на третьем сыне Лувуа, 23-летнем Луи Франсуа Мари Летелье, маркизе де Барбезьё, который ранее был уже приобщен к должности государственного секретаря, занимаемой его отцом. Он очень талантлив, но слишком молод и легкомыслен для такой ноши; в его назначении есть нечто от королевской вежливости. В конечном счете его ведомство было разделено на части, которые возглавили многие из родственников Кольбера, главного врага Лувуа. В частности, Жильбер Кольбер де Сен-Пуанж возглавил военное ведомство вместе с Шамле.