Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947

Кессельринг Альберт

21 октября я имел весьма подробную и продолжительную беседу с министром Шпеером по поводу мер, способных дать нашим войскам в Италии некое подобие экономической самостоятельности. В тот вечер после долгих и бесполезных ссылок на Верховное командование мы пришли к соглашению.

22 октября я снова встретился с министром Шпеером в штабе 10-й армии и обсудил с ним критическое положение дел на участке фронта этого соединения. Кстати, было весьма интересно услышать от него, что во Франции ему никогда не доводилось видеть столь плотного артиллерийского огня по нашим позициям и столь мощных бомбардировок с воздуха.

23 октября, немного отдохнув ночью, я с пяти часов утра принялся объезжать одну дивизию за другой, начав с правого фланга. Меня везде встречали очень тепло,

а я имел возможность дать тот или иной совет, подбодрить личный состав или оказать помощь, выделив подкрепление из резерва. У меня сложилось впечатление, что критический период миновал и что нам удастся удержать северные склоны Апеннин. Весь день, пока я колесил по фронту, меня то и дело беспокоили британские самолеты. Ближе к вечеру, когда я ехал по шоссе, ведущему из Бо-лоньи в Форли, чтобы посетить две последние дивизии, моя машина, обгоняя колонну войск, столкнулась с длинноствольным орудием, неожиданно появившимся на перекрестке. Больше всех в аварии пострадал я, получив серьезное сотрясение мозга и глубокую рану на левом виске.

Вскоре после этого инцидента распространились слухи, что фельдмаршал чувствует себя хорошо, но пушку пришлось пустить на переплавку. Между тем я был окольными путями доставлен -в Феррару, где пролежал без сознания до утра следующего дня. Тем временем ко мне были вызваны два специалиста, профессоры Бюркле де ла Камп и Тоеннис. Сделав мне укол, капитан Нисен, мой штабной медик, который сопровождал меня до больницы, строго заметил: «И не вздумайте щупать голову руками. Это приказ!» Видимо, его слова произвели на меня впечатление – я до нее ни разу не дотронулся.

На второй день меня навестила фрау фон Ортцен, возглавлявшая Красный Крест. Мое лицо представляло из себя безобразную маску. Войдя в палату, посетительница, по всей видимости, была поражена тем, как я выглядел. Это заставило меня смутиться. «Вы знаете, что такое настоящая доброта? – спросил я и, поскольку фрау фон Ортцен не отвечала, продолжил: – Это когда человек может без содрогания смотреть на меня такого».

Гитлер и Верховное командование были серьезно обеспокоены тем, что я попал в список потерь, и в течение нескольких дней профессор Бюркле де ла Камп регулярно посылал в ставку бюллетень о состоянии моего здоровья. Меня погрузили в «шторх» и перебросили по воздуху сначала из Феррары в Риву, а затем из Ривы в Мерано.

15 января 1945 года, после двухнедельного отпуска, который я провел дома, я отправился в Бад-Ишль, чтобы пройти обследование в расположенной там клинике черепно-мозговой медицины, а затем вернулся в свой штаб в Рекоаро. Меня не было почти три месяца. Я полностью доверял замещавшему меня фон Витингофу, но все же очень неприятно лежать в кровати и бездействовать, когда твой фронт находится совсем неподалеку. Интерес к тому, как идут дела, который человек проявляет в подобных случаях, является чем-то вроде тонизирующего средства, но в то же время причиняет много беспокойства. Как-то, уже находясь в тюрьме, я спросил у профессора Бюркле де ла Кампа, который пришел меня навестить, не лучше ли было ему тогда, в Ферраре, сделать так, чтобы я заснул. С характерной для него прямотой он ответил: «С учетом того, как повернулось дело, – да».

Вернувшись в штаб, я обнаружил, что противник, как и ожидалось, постоянно предпринимал изматывавшие нашу оборону выпады. Хотя в результате ему удалось добиться лишь локальных и ни в коей мере не решающих успехов, эти выпады снизили боевой настрой наших войск. Помимо потери дивизий, переброшенных на другие фронты, о которых я уже упоминал, произошли кадровые перестановки, обусловленные дефицитом старшего офицерского состава. 12 января генерал Герр сменил фон Витингофа по просьбе последнего на посту командующего 10-й армией. Хотя его тяжелое ранение в голову вызывало у меня некоторые опасения, Герр пользовался моим полным доверием, и я надеялся, что он хорошо сработается с начальником штаба Билицем, который обладал исключительными способностями, разделял мои оценки и одобрял мои действия. За период с конца января по середину февраля я, еще не вполне выздоровев, побывал в армейском и дивизионных штабах и

побеседовал почти со всеми командирами дивизий. Я старался собрать максимально точные данные для принятия дальнейших решений до начала критической фазы кампании. В ходе этих весьма подробных бесед я выяснил примерно следующее.

Ожидавшееся зимнее затишье нарушалось в Западных Альпах, являвшихся зоной ответственности лигурийско-го командования, лишь небольшими вылазками противника, не давшими ему никакого результата. Даже после схода снега крупномасштабного наступления ожидать не следовало, поскольку общая ситуация на западе и на юге делала его невозможным.

На участке фронта 14-й армии, который удерживал 51-й горнострелковый корпус, явно царило спокойствие; отвлекающая атака, санкционированная командующим 14-го армейского корпуса (фон Типпельскирш) в рождественский период и проведенная в верхней части долины Серчио, выявила непрочность вспомогательных фронтов войск альянса. Важность пика Монте-Бельведере высотой 2000 метров для удержания линии обороны к востоку от него была очевидна. Наши позиции в зоне ответственности 14-го танкового корпуса имели жизненно важное значение с точки зрения возможностей овладения Болоньей и системой коммуникаций на ее севере и северо-востоке. Коротко говоря, это был участок, требующий к себе особого внимания. В зоне 10-й армии в. последние месяцы выявилось опасное место к югу от озера Коммаччио. Противник также успешно провел разведку боем вдоль Виа-Эмилия. Если бы британской 8-й армии удалось прорвать наши боевые порядки и сравнительно небольшими силами сковать наши части южнее, это затруднило бы отход 14-го танкового корпуса и 1-й парашютно-десантной дивизии. С другой стороны, северные секторы района обороны 10-й армии на озере Коммаччио, расширившиеся в результате сильных наводнений и очень густо заминированные, наступающим войскам противника было бы особенно трудно преодолеть.

Характер позиций за водной преградой придал новую конфигурацию нашим оборонительным порядкам. Эти позиции имели большую глубину, что позволяло снизить эффективность артобстрелов противника, и давали больше возможностей для применения танков в тактических целях.

Что касается флота, то ему пришлось временно приспосабливаться к условиям наземной войны, и адмирал Левиш в радостью поддержал мое предложение о создании сухопутных частей и подразделений из моряков и обучении их с помощью армейских офицеров.

Миссия командования люфтваффе в Италии в основном состояла в том, чтобы, помимо защиты узловых тыловых коммуникаций и важных проходов, прикрыть с воздуха районы сосредоточения войск и места возможного скопления транспорта в секторах, которые должны были стать ключевыми. Возможности нашей службы наземной разведки и авиации были очень ограниченными, что не позволяло ей эффективно действовать на большую глубину. Служба воздушной разведки была подобна скелету без плоти на костях. И все-таки несколько современных разведывательных самолетов «Арадо-234», превосходящих все аналогичные самолеты противника, добыли полезную информацию и совсем немного приподняли занавес, скрывавший все, что происходило в глубине позиций противника и на море вблизи линии фронта. Внезапное появление подразделений истребительной авиации из скоростных немецких машин, которые пилотировали итальянские экипажи, стало приятным сюрпризом, хотя и не имело серьезного значения. Они успешно атаковали тяжелые бомбардировщики противника, теперь уже постоянно совершавшие налеты на южные районы Германии и Австрии, когда те, сбросив бомбовый груз, возвращались обратно.

Поддержание итальянской военной промышленности на севере страны в рабочем состоянии приобрело для нас большое значение, поскольку ее продукция тут же поглощалась нашим весьма ограниченным по территории театром военных действий. Тем не менее, когда осенью во время встречи со Шпеером я стал настаивать на том, чтобы Итальянскому фронту была предоставлена автономия в этом отношении, мой собеседник не смог скрыть своего скептицизма на этот счет; между тем система распределения продукции военного производства, созданная гауляйтером Хофером, совершенно не соответствовала требованиям момента.