Люфтваффельники
Шрифт:
Но, по закону жанра: «Если на стене висит ружье, то оно обязательно выстрелит». Пришла пора стрелять и наручникам. По крайней мере, громко щелкнув, заявить о своем присутствии.
Весь состав караула жестоко завидовал Виктору. Еще бы, наделенный законной властью, небрежно покручивая на указательном пальце тускломерцающие браслеты, Копыто олицетворял собой само Правосудие. Суровое, неотвратимое, но справедливое.
Лейтенант Зайчик скептически посмотрел на пыльного, но счастливого Виктора и продолжил инструктаж.
— Курсант Копыто! Все просто. Берешь осужденного, прямо в камере сковываешь ему руки за спиной. Парень реально опасен, поэтому без сантиментов.
— Многих убил?
— Семь новобранцев — первый караул после присяги и прапорщика, плюс проверяющего офицера. Дедушка сраный, его пьяного с наряда сняли за жестокость и издевательства, а он… девять душ загубил. Так Копыто, я все вижу! Ты, давай там без самодеятельности. С энтузиазмом, но без фанатизма! Я тебя знаю, застрелишь звереныша при попытке к бегству. А когда будут спрашивать про синяки на его жопе, окажется, что он — сука, бежать не хотел, а ты его штыком уговаривал. Все, Виктор, приговор вынесен, справедливый. Не нам с тобой судить. Нам его передать из рук в руки, и забыть. Сопроводительные документы на душегуба уже у коменданта. Милиция там же, чай пьют, заждались давно. Звонили уже. Автозак у шлагбаума, но это уже не наша забота. Пойдешь один, шестьдесят шагов — недалеко, твою дорогу мне из окна видно, так что не чуди. Понял? Туда и назад. Все понял?!
— Понял.
— Не «понял», а «так точно»! Вернемся в роту, за утреннюю смекалку и оперативность, проявленную при задержании беглеца, объявлю благодарность. Рад?!
— Мне бы, товарищ лейтенант, лучше бы амнистию. А?!
— Какую еще амнистию? Не понял. Разъясни.
— Да, у меня еще где-то в районе 11-ти внеочередных нарядов осталось. Накопилось чего то вдруг. Ни с того, ни с сего. Все больше незаслуженные, случайные. Само собой как-то, вот. Отстоять не успел, да и не очень хочется…
— Тьфу ты, а я уже черти чего подумал. Амнистия?! Вот сказанул?! Ты иди, потом разберемся. Кстати, ключ от наручников не забудь. Маленький зараза, не потеряй, в одном экземпляре. И не забудь наручники с гаденыша снять, а то менты заиграют, мы тогда, караул хрен сдадим. А браслеты по описи числятся. Ну, все, топай! Я за тобой смотрю!
Копыто сунул ключик от наручников в карман пыльной шинели. На входе в коридор с камерами, я незаметно передал Витьке, находившиеся у меня на временном хранении, два его магазина с патронами. Один из них Виктор подоткнул к автомату, второй засунул в подсумок на поясе, передернул затвор, поставил «калашик» на предохранитель, пристегнул штык-нож. Лицо его было серьезным и сосредоточенным. В коридоре гауптвахты, возле камеры № 1, Витя передал письменное распоряжение начкара, стоящему на посту курсанту Яровому. Андрей Яровой по телефону перепроверил у начкара Зайчика данное распоряжение на конвоирование осужденного и, получив подтверждение, открыл дверь камеры.
Витя пробыл внутри камеры недолго, он выполнил все как полагается и даже немного больше. Убийца был жестко скован и беспрекословно, молниеносно выполнял все отрывистые и строгие команды конвойного Копыто. Яровой потом рассказал, что в камере № 1 добродушный и
Витю за данные неуставные действия никто из ребят, никогда не осуждал. Я думаю, многие из нас на его месте сделали бы то же самое, а то и еще хуже. Девять жизней — это страшный кровавый аргумент, кошмарно-огромная цена за попытку самоутвердиться в своем сомнительном убогом превосходстве над окружающими людьми. Подобных уродов надо лечить, причем, лечить очень больно.
Витя сопроводил арестованного куда положено, бодро протопал шестьдесят шагов и скрылся в здании военной прокуратуры. Комендант позвонил начкару Зайчику, известил о благополучном получении груза, поблагодарил за службу. До окончания времени наряда оставалось немногим более часа. Все шло не просто хорошо, а как нельзя лучше.
Так сложилось, что мне опять выпала очередь торчать на калитке. Я не был против, погода радовала, да и если честно — не особо хотелось драить полы и наводить марафет перед сдачей караульного помещения. В узкое окошко калитки, больше похожее на бойницу, я видел как по асфальтовой дорожке, ведущей от здания прокуратуры, гремя мослами и шаркая кривыми ногами, ковыляет сутулый Витя Копыто. По мере его приближения, я отчетливо понимал, что в его позе присутствует что-то неестественное. Но что?
Свои непропорционально длинные руки Копыто держал скрещенными на груди, и его автомат, болтаясь на ремне, свисал через эти скрещенные руки, почти до самой земли. Причем, в такт шагам Виктора, «калашик» болтался из стороны в сторону и бился о кренделеподобные ноги нашего уникума.
Когда Витька Копыто подошел непосредственно к воротам гауптвахты, я не знал, плакать мне или смеяться. Внимание! Готовы?! Руки Виктора были надежно скованы наручниками в районе запястьев.
— Ну, писец! Ты — долбоебина Витя, просто неисправимый кретин. Ну, какого хуля, ты надел браслеты?! Вот, кто тебя надоумил? Назови мне имя, и я лично, его поцелую. Иди сюда, чудо в перьях, давай сниму.
— Не получится.
— Это еще почему, не получится? Еще как, получится!
— Я ключ сломал.
Ну что тут скажешь. Витя с поразительным упорством искал приключения на свою худосочную задницу. Шестьдесят шагов туда и шестьдесят шагов обратно. Этого было достаточно, чтобы свести на «нет», всю фантастическую удачу и небесную милость, которая методично спасала Витю весь сегодняшний день, в его злоключениях с поиском автомата в городском цирке. Любой, другой, благодарно и благоговейно молил бы небо, и вел себя тише воды, ниже травы. Но Витя Копыто — это вам не любой, это дурачина с большой буквы. Если бы существовало «Всепланетарное Общество Дураков, Идиотов и Кретинов», то Виктор был бы его бессменным председателем или, на худой конец — самым почетным членом с удостоверением под № 000001. Бесспорно, его ждет колоссальное будущее. Так испытывать судьбу!
Но, похоже, ангел-хранитель устал от крендебубелей зарвавшегося отрока и тупо решил бросить его на произвол суровой судьбы. Ангела тоже можно понять. Ну, сколько еще, можно испытывать его терпение на прочность?! Пора и честь знать! Дальше сам, дорогой! За что боролся, на то и напоролся. Кушай дерьмецо полной ложной, приятного аппетита, не обляпайся!
Оказать помощь Витьке на этот раз я не успел, во внутренний дворик гауптвахты выглянул Гнедовский и громко продублировал полученную команду.