Люс-а-гард
Шрифт:
Люс настолько предвкушала успех своей затеи, что еле настроилась внимать голосу разума.
— Но я добьюсь ее освобождения и так, — твердо сказала она, добавив по въевшейся привычке: — Добрый сэр.
— Сдается мне, что мой милый братец так просто ее не отпустит, — прошептал юноша. — Я-то его не первый день знаю. Отравить человека он не способен, а сыграть злую шутку — вполне. Не может быть, чтобы он ничего не затеял.
— Хорошо, ступайте, — и Люс отдала ему связку.
Мэй проводила поэта взглядом и вздохнула.
— Смотрю и не верю, что это действительно он, — сказала
— Готовы ли бойцы к поединку? — торжественно возгласил лорд Блокхед.
— Я готова! — откликнулась, выходя на середину трапезной, Люс.
— И я! — с этими словами леди Кэтрин, не дожидаясь сигнала, набросилась на нее, как ураган.
Уклонившись от первого броска, Люс успела заметить, как поморщился сэр Арчибальд. Очевидно, старик знал давние ритуалы, связанные с Божьим судом, и страстно желал соблюсти их. Но тем не менее он неподвижно сидел в своем кресле, напоминая источенную стихийными бедствиями, но все еще несокрушимую замковую башню.
Леди была крупной, высокой дамой, и даже длинное платье не сдерживало ее стремительности. Люс несколько раз увернулась, проделала обманное движение, кинулась в глубокий выпад и рассекла кинжалом широкую юбку леди.
Разъяренная отравительница бросилась во вторую атаку. Люс опять ушла, опять серией ложный выпадов сбила ее с толку и оказалась бок о бок с противницей. Это понадобилось, чтобы рассечь сверху донизу рукав богато расшитого платья — до злополучной парчовой манжеты.
Третья атака леди завершилась для нее так же странно — пострадал второй рукав.
Затем Люс, сочтя, что подготовительная работа проделана, остановилась в боевой позиции шагах в четырех от леди.
— Ну как? — спросила она. — Признаешься ли ты, что отравила леди Лауру?
— Гнусная клевета! — отвечала на это отравительница.
Люс пошла в атаку!
Никто не успел понять, как это ей удалось столь молниеносно поднырнуть под руку сопернице. Раздался треск — и Люс оказалась на прежнем месте с длинным лоскутом в левой руке, а леди с визгом закрыла обеими руками обнажившуюся левую грудь. Стража завыла от восторга. Леди Гвендолен ахнула и сползла по стенке на пол, но никого это не расстроило. Леди Мэри и леди Алиса ахнули — и скорее всего, что от радости.
Лицо леди Кэтрин сделалось багровым.
— Признаешься ли ты, леди, что убила хозяйку Блокхед-холла? — грозно спросила Люс.
— Мерзкая тварь! — был ответ.
— Ну, как знаешь…
Люс поманила к себе пальцем разъяренную леди, та кинулась в схватку, но сразу же отскочила. Люс отхватила здоровый клок от ее подола.
— Смотри, леди, останешься голой! — предупредила Люс. — Совсем голой! Ведь на тебе под платьем только сорочка!
Тут леди зарычала что-то уж вовсе непристойное.
Пожав плечами, Люс сделала следующий выпад.
Она долго гоняла противницу по трапезной, пока не оказалась у нее за спиной и очень аккуратно не разрезала платье и рубашку до самого зада, кожу, однако, не повредив.
Леди, выставив перед собой кинжал, левой рукой шарила по спине, пытаясь стянуть края разреза.
— А грудки-то пухленькие! — весело воскликнул кто-то из стражников,
— Я прекращаю поединок! — завопил что есть мочи лорд Блокхед.
— Да ладно тебе! — неожиданно громко гаркнул сэр Арчибальд. — Когда еще такое увидим? Деритесь, красавицы, деритесь!
— Ну что, признаешься? — спросила Люс. — Или раздевать тебя дальше?
С нечеловеческим воплем противница ринулась в бой. Люс, уклонившись, пропустила ее, как матадор — разъяренного быка, и сорвала ошметки подола.
Леди оказалась как бы в мини-юбке, причем спереди лишь дюйма недоставало до полного конфуза. Сзади же панорама получилась и вовсе пикантная. Разрез от резкого движения разъехался еще больше, так что выглянули округлые ягодицы.
Восторг стражи был неописуем. Мужчины, привыкшие обнимать и любить своих женщин в потемках, до самой смерти порой не зная, как выглядит собственная жена без сорочки, совсем ошалели. Женская нагота и сама по себе должна была подействовать на их воображение возбуждающе, а тут еще наложилась атмосфера поединка.
— Они расскажут всему графству, какие у тебя бедра! — предупредила Люс. — Они расскажут, что живот у тебя со складками, что зад — низкий, что грудь — дряблая!
Конечно же, все это было не так. Для тридцатилетней женщины грудь у леди Кэтрин была еще вполне высокая и упругая, с крупными темными сосками, свидетельствующими, что она сама кормила своего ребенка. И складочка на животе была вполне допустимой для женщины, не знающей, что такое тренировка. Что же касается низкого зада — то просто Люс привыкла к иным пропорциям, все ее подруги были длинноногими.
— Смотрите! — добавила Мэй. — Смотрите, как она старательно сжимает колени!
— Это потому, что она у нас кривоногая! — громко объяснила Люс. — И об этом завтра узнает все графство! Ну как, леди Кэтрин, признаешься в отравлении? А то на тебе еще очень много всяких тряпок и тряпочек!
— Распусти волосы, леди Кэтрин! — крикнул, додумавшись, лорд Блокхед. — Распусти скорее!
— Я не могу поднять руки! — отвечала ему леди.
Действительно — поднимать руки ей сейчас не стоило. Остатки платья спереди задрались бы до совершенно непотребной высоты.
Люс прекрасно понимала, что творится в душе противницы. Леди Кэтрин была воспитана в строгих правилах — они допускали и, возможно, даже одобряли убийство соперницы, но запрещали обнажать ноги при посторонних мужчинах, не говоря уж о груди. А обнаженная в присутствии двух десятков воющих мужиков задница — это было что-то совершенно запредельное.
На это гипертрофированную нравственность и сделала ставку Люс-а-Гард.
— А может, ты разденешься сама, леди? — издевательски поинтересовалась Мэй. — Ты сбережешь хотя бы остатки вышивки! Правда, на всех ярмарках будут петь баллады о том, как ты опозорилась в замке у будущего жениха! Зато ты приведешь в восторг всю стражу. А, молодцы? Попросим леди обнажиться? Ну? Сорви с плечика этот лоскуток! Смелее! Грудь вперед! Чего тебе теперь стесняться?