Лютер
Шрифт:
«Ах, какой только грязи и какого смрада не терпит от людей Господь, когда ропщут они на Него и богохульствуют!» — воскликнул он однажды, запачканный грудным младенцем, сыном своим, которого держал на коленях. [578]
Лучше, может быть, иногда по таким мелочам, чем по большим событиям в жизни, видно, чем каждую минуту живет человек и дышит.
Мудрым, как с опытом старика, детям понятны такие притчи, как эта: «Люди грядущих веков, храните бедную свечу Господню, потому что диавол не стоит и не дремлет. Я вижу издали, как, надувая щеки докрасна, он дует в нее и бесится. Будем же хранить от него чуть теплящийся в мире огонь Господень!» [579]
578
Colloq. I, 231; Kuhn, III, 221.
579
Tischred ap. Brent, 155.
Главное,
«Если вы хотите быть друзьями моими, умоляю вас, не возвеличивайте меня… и не хвалите ни в моем, ни в чужом присутствии». [580] «Я, Мартин Лютер, ничего не сделал; сделало все только мною проповеданное Слово Божие». [581] «Что такое Лютер? Все мое учение — не мое, а Христово… Мне ли, праху и тлену, давать имя свое (Лютеране) — детям Божьим?» [582] Это говорит он друзьям, а врагам, святейшим отцам-инквизиторам, скажет: «Жгите книги мои на здоровье… Сам я мало забочусь о них и вовсе не радуюсь тому, что их много читают. Я хотел бы, чтобы они совсем исчезли, потому что они смутно и плохо написаны, хотя я и желал бы, чтобы сказанное в них узнали все». [583] Это — в самом начале проповеди, а в самом конце: «Я хотел бы, чтобы книги мои были навсегда забыты и заменились лучшими». [584] Кажется, так о себе не говорил никто из великих писателей.
580
De Wette, I, 49.
581
Luther d'apr`es Luther, 139, 156.
582
см. сноску выше.
583
De Wette, I, 491.
584
Op. Latina ed, 1542, I, 15; Kuhn, III, 358.
«Людям я кажусь ученым богословом, но сам я чувствую, что не умею прочесть и Отче наш как следует». [585] «Горе мне! Я не могу верить так твердо, как проповедую… и как обо мне думают люди. Я отдал бы все в мире за то, чтобы самому понять то, чему я учу других… Я мучаюсь оттого, что так мало верю… Но ведь вот, все-таки верю и слышу: „Довольно тебе благодати Моей; сила Моя совершается в немощи“». [586] «Вместо веры, в душе моей — одна пустота», — признается он в самую решительную минуту жизни, почти накануне Вормса. [587] Вот главная сила Лютера — искренность, правдивость бесконечная перед собой, перед людьми и Богом. «Знаешь ли то, что значит: Бог всемогущий?» — спрашивает он одного саксонского крестьянина, которого учит Катехизису. «Нет, не знаю», — отвечает тот. «Этого, мой друг, и я не знаю, — признается Лютер, — да и все мудрецы мира этого не знают. Верь же просто, что Бог тебе хочет добра, как отец — сыну». [588]
585
Tischred, 352.
586
Tischred, 2657 a.
587
De Wette, I, 432.
588
Mathes, c. VI, s. 51.
Один священник жаловался Лютеру, что сам иногда не верит тому, что проповедует другим.
«Слава Богу! — радостно воскликнул Лютер. — А я было думал, что один мучаюсь так!» «Это утешительное слово Лютера священник вспоминал до конца дней своих». [589]
«Верую, Господи! помоги моему неверию» (Марк, 9:24) — этого никто не чувствовал сильнее и не сказал и не сделал лучше Лютера.
«О, как бы я хотел понять, что значат эти первые слова христианского вероисповедания: „Верую в Единого Бога Отца, Творца неба и земли!“ Но перед этим я все еще, как учащееся азбуке дитя. Этого, впрочем, не понимают и мудрейшие люди в мире; этому учились Адам, Ной, Авраам, Давид и все пророки, как глупые школьники». [590]
589
Henry, I, 481; Mathesius, Das Leben M. Luthers.
590
Op., ed. Walch, XXI.
«Всякого научения начало есть удивление», — учит Платон, и если не сам Иисус, то, вероятно, кто-то из ближайших к Нему учеников, тому же учит в этом «Незаписанном Слове» Господнем — Аграфе:
К высшему Познанию (Гнозису) первая ступень — удивление. Ищущий да не покоится, пока не найдет; а найдя, удивится; удивившись,
восцарствует, восцарствовав, упокоится. [591]
Дети, как первые люди в раю, всему удивляются в мире, в себе,
591
Clement Alex Strom, II, 9, 45; V, 14, 57.
«Лет до двадцати я в глаза не видел Св. Писания, — вспоминает он. — Когда же, наконец, увидел в Эрфуртской монастырской библиотеке, то прочел его с великим удивлением». [592] С этого все и началось в жизни Лютера и в деле его — с удивления. Вечно-Детское в нем есть вечно-удивляющееся миру, человеку и Богу. После тысячелетнего забвения он первый вспомнил и напомнил людям, что «нет ни одной религии, столь безмерной, крайней, за все границы переступающей, extravagans, как христианство». [593] «Христианство — странно, удивительно (le christianisme est 'etrange)», — это мог почувствовать Паскаль только потому, что до него почувствовал Лютер.
592
Colloq. Ill, 271; Kuhn, I, 40.
593
Tischred, n. 2139; Brent, 236.
«Дивен Бог во святых Своих — удивлением, и это знают только они, в том безумии Креста, которым соблазняют мир». [594]
В Римской Церкви христианство, перестав быть удивительным, перестало быть самим собою. Папа Лев X меньше всех удивляется христианству, а больше всего — Лютер. Словом Божьим, как бы дыханием Божественных Уст, сдувает он с человеческих глаз пыль тысячелетней привычки — неудивление — главное, что мешает людям увидеть Евангелие. Мир, в благочестии Лютера, опять удивился Христу. Лютер снова тронул Богом сердце мира по живому месту.
594
Colloq. I, 300, 246; Kuhn, III, 296.
Самое удивительное в христианстве для Лютера — то, что Бог воплотился в человеке — родился, жил и умер, как человек. «Бога, во всем Его величии, не может знать никто; вот почему Он сам уничижил Себя до презреннейшего вида, став человеком, — немощью, смертью, грехом. О, как Он пал! Кто этому поверит? Кесарь могущественнее, Эразм ученее, какой угодно монах праведнее… Вот почему дела Человека Иисуса так несказанны и удивительны». [595] «Когда Он говорит и о былинке лесной, то открывает уста шире неба и земли». [596] «Лучше пасть со Христом, чем победить с Кесарем». [597] «Христос, как один из тех малых червей, что и самое твердое дерево точат: телом Он слаб, по виду ничтожен и презрен… Но слабость Его такая, что Он одолеет ею нечестивых, грех и смерть победит, восторжествует над адом и диаволом». «Мир хочет поглотить Христа, но будет Им поглощен». [598]
595
Colloq, I, 2.
596
Tischred, n. 2569.
597
De Wette, IV, 62; Kuhn, II, 462.
598
Tischred, n. 1355, 2403 b.
«К Богу никто не может прийти, стараясь понять всемогущество Его и премудрость, а только понимая милость Его и благодать, явленные Им во Христе». [599] «Снизу должно всегда начинать, думая о Боге (Отце), — с Иисуса Христа, в Его воплощении и в страданиях; только в них мы находим Отца. Кто же начинает сверху (с Бога Отца) — тот ломает себе шею». [600] «Я повторяю и всегда буду повторять: кто хочет возвыситься до такой мысли о Боге, которая может спасти человека, — должен все подчинить человечеству Иисуса Христа». [601] «Всюду, где страдает человек, — Иисус страдает в нем». [602]
599
Op., ed. Weim, IV, 648, 649.
600
Colloq. I, 81.
601
Tischred, n. 1234; Brent, 235.
602
Op., ed. Weim, IV, 84; Kuhn, I, 387.
Здесь, в религиозном опыте Лютера, впервые открывается снова в Сыне Божьем Сын Человеческий, во Христе — Иисус. Церковь помнит Сына Божьего, а Сына Человеческого почти забыла; если же и помнит, то не в живом религиозном опыте, а лишь в мертвом догмате. Так же как отрекающийся Петр, говорит и вся Римская Церковь Петра: «Не знаю Человека сего (Марк, 14:71) — знаю только Сына Божия»; а если и не говорит, то делает так, что могла бы это сказать:
Те, кто со Мной, меня не поняли.
Qui mecum sunt, non me intellexerunt,