Лютый: чужая Моя
Шрифт:
Кладёт подбородок на хрупкое плечо, а томным, глубоким взглядом таранит меня. Пронзительно, задумчиво – я в курсе что ей нравлюсь. Она даже признавалась, что готова со мной быть и за так, да только меня не интересовали постоянный любовницы. Вот и не предлагал ничего большего.
И сейчас меня не она интересует – моё внимание полностью на девчонке, которая, наоборот, на меня глаза боится перевести, готова смотреть на кого угодно, только бы не на меня.
Это вновь вызывает тихое недовольство в душе, но я упрямый и настойчивый… и терпеливый.
– Вер,
– Фуэте? – робко поправляет малышка, чуть нахмурив брови.
– Ага, – хмыкает Джесси. – Парням развлечение, мне на зависть. Когда ещё глянуть удастся настоящий балЭт, – без желания оскорбить или унизить, от чистого сердца признавая своё невежество в этом вопросе.
– Н-нет, – канючит Вера, наконец на меня кидает затравленный взгляд, словно боится осуждения или насмешки. А мне не до смеха – мне и без того уже горит, конечно, понимаю, что она обрадовалась бы моему вескому «оставь её в покое», но тоже хочу посмотреть, что это за фигня «хуете»:
– Не скромничай, покажи, – чуть киваю, в ожидании чуда.
– Ну-у-у-у, по-жа-луй-ста, – плаксиво хнычет Джесси, вызывая смешливую жалость, – ну хоть что-нибудь, – капризно губы надувает, и девочка сдаётся:
– Только это сниму, – Вера ловко избавляется от высоченных каблуков. С блаженством на миг прикрывает глаза, растирая поочередно то одну то другую ступню:
– Чтобы вы понимали, – кратким предисловием занимает случившуюся заминку, – нельзя заниматься на таком полу и без пуант. Фуэте точно не сделаю, но из возможного, чтобы без травм обойтись… – с дивной грацией встаёт в заученную позицию и легко ведёт рукой и ногой.
Очень незатейливое па…
– Это чё за херня? – хмыкает Пижон, неосознанно подтверждая мои мысли. – Я тоже так могу. – Пьяно встаёт. Но как встаёт, так и заваливается, путаясь в ногах, пока пытается совместить стопы так же, как у девчонки. – Да ну нахер, что за бред? – досадует он на то, что не получилось повторить движения за Верой, которые она делает с неподражаемой легкостью и воздушной пластикой.
– Вот именно! Это кажется простым, – умничает Джесси и восторженно хлопает в ладоши: – Вер, ещё, ещё… что-нибудь сложнее!
Не назовёшь движения сложными, но это скорее потому, что малышка их выполняет с ювелирной грацией, педантичной точностью.
Сразу видно – это её мир! Это её стихия… Исполняя эти па она совершенно по иному смотрится – аж пробирает до нутра.
Рядом с Верой встают в позицию Джесси и Анита. Они, хихикая, повторяют за девчонкой. Получается… но не так, как у неё. Теперь их движения кажутся топорными, хотя на мой непритязательные вкус тоже вполне неплохо.
Парни ржут, подбадривают. Дружно агитируют за демонстрацию танца лебедей… Это шаблон, потому что и у меня только этот танец ассоциируется с балетом.
Девчата не отказывают в шутке. Берутся за руки, встают ровным рядком…
Очень
Восхищает… Как руки держит, голову, взгляд. Её полуулыбка… Профиль… Всё это в ней заложено как естественное и именно оно – невыносимо эротично. Даже я, далёкий от всего театрально-танцевального, вижу разницу, вижу эстетическую красоту, вижу породу… грацию… Балет… в каждом её жесте. Взгляде… Для неё балет – воздух. И в этом она куда органичней, чем другие девчата – хрупкая, миниатюрная… Фарфоровая статуэтка. Балерина из оловянного солдатика.
Только девчонки завершают танец-дурачество, Вера быстро возвращается на своё место рядом со мной.
– Сколько? – не сразу соображаю, что это мой голос звучит так низко, хрипло.
– Что, сколько? – в лёгком недоумении уточняет малышка, возясь с обувью.
– Сколько ты стоишь? – поясняю спокойно… на сколько позволяет разыгравшееся либидо. Вернее, моего терпения хватает только на одевание первой туфли. Перехватываю изящную ножку, неистово желая заняться обуванием, а в идеале раздеванием самолично.
Вера вздрагивает, словно прописал затрещину, но я грозным взглядом велю не рыпаться, меня и без того потряхивает… Перед глазами откровенные сцены такого разврата, что страшно за свою адекватность.
Малышка затаивается, таращась на меня, как кролик на волка. И правильно – я дико голоден…
Голоден и похотлив, но, осторожно, боясь спугнуть своим озабоченным порывом, оглаживаю узловатую ступню… совершенно не идеальную, даже, сказал бы, некрасивую. Такую… изуродованную многочасовыми тренировками у балетного станка.
У каждого из нас свои шрамы…
И именно это сочетание хрупкости и стального стержня внутри меня возбуждает ненормально. Разве не восхищает человек, способный днями изнурять свое тело нагрузкой, оттачивая мастерство и доводя каждое движение до совершенства?
Непременно!
Разве не заслуживают уважения люди, целенаправленно идущие к совершенству и красоте?
Непременно!
Самоконтроль!
Усердие!
Педантичность!
Скрупулёзность!
Трудолюбие!
Умение глотать боль!
Она совершенна!
– Я не…
– У каждого есть цена, – перебиваю ненавязчиво, осторожно, ещё раз пробежавшись по ступне пальцами, и бережно надеваю туфлю, которую мне робко вручает девушка.
– Я не сплю с клиентами, – покраснев, Вера нервно освобождает ногу из моего хвата. Взгляд леденеет. – И если вам больше ничего…
А я надеялся. До последнего надеялся, что уступит. В груди отчаянно бьётся встревоженное сердце, в душе помойка.
– Ок, ничего, – ровно принимаю отказ: – Тогда ты свободна, – без спешки отсчитываю несколько купюр. – Это тебе – чаевые. Основная сумма на счёте, – поясняю безлико. – Ангелина в курсе. И да, Лиди мне позови, – наливаю стакан воды, горячительного, увы, больше нельзя. Я за рулём. И осушаю стакан, словно уже забываю об её существовании.