Лже-Нерон. Иеффай и его дочь
Шрифт:
Варрон, разумеется, слышал об отношениях между его дочерью и Фронтоном, он был доволен, что Марция нашла себе настоящего друга. Его вдвойне радовало, что это был его друг – Фронтон. Варрон с искренней сердечностью приветствовал Фронтона в Самосате.
– Вас не удивляет, Фронтон, – подошел он к интересовавшей
– Это верно, – согласился Фронтон. – И меня очень интересует: как долго это будет длиться? Сколько времени достаточно казаться императором, чтобы быть им?
– Целый век, – убежденно ответил Варрон. – Когда речь идет о власти – где кончается видимость и начинается сущность? Совершенно безразлично, откуда властитель черпает свет, излучаемый им и ослепляющий массы. Вовсе не всегда хорошо, если свет этот исходит от него самого. Иногда лучше, если его можно извне осветить с нужной стороны. А это Нерон понимает сейчас не хуже, чем двадцать лет назад.
– Вы хотите сказать, – пояснил Фронтон, – что он понятлив и, следовательно, пригоден вам?
– Он всегда был понятлив, – двусмысленно ответил Варрон.
Фронтон признал:
– Во всяком случае, те, кто стоит за ним, отличаются смелостью и ловкостью. Они заслуживают удачи, которая пока не изменяет им.
Варрон от души обрадовался похвальному слову из уст столь сведущего офицера. Он подошел к Фронтону, протянул ему руку и сказал не без сердечности:
– Почему же вы не переходите на сторону этого Нерона?
Отправляясь в Самосату, Фронтон надеялся, что ему предложат перейти на сторону Нерона. Его подмывало даже напроситься на такое предложение, он ожидал его с веселым
Вот перед ним то, к чему он всю жизнь стремился: материал, дающий возможность проверить его теории на практике. Ему нужны были римские солдаты и противник, ему нужна была война или по меньшей мере одно сражение. Здесь все это было. Сенатор – умный, смелый, обаятельный, его друг и отец его подруги – предлагал ему все это. Правда, он предлагал ему не римских солдат, а лишь «вспомогательные войска», как их пренебрежительно называли в армии, – части, отряды варваров, лишь слегка разбавленные римскими подразделениями. Но поработать и с этим материалом было большим искушением.
Полковника Фронтона можно было обвинить в чем угодно, только не в трусости. Но он был римский солдат, и некоторые принципы римского солдата вошли в его плоть и кровь. Он был надменен, как все римские офицеры. Он любил Восток, но варвар оставался для него варваром, и он считал недостойным вести варваров против римлян, хотя бы даже политика, которую защищали эти варвары, была полезна для империи, в то время как политика самих римлян была вредна для нее. Как римский солдат, он усвоил также, что неоправданного риска следует избегать. Солдат в походе, если даже не предвидится нападения, разбивает укрепленный лагерь и укрывается за валом. Солдату нужна уверенность в завтрашнем дне, право на пенсию, на обеспеченную старость необходимо ему, как воздух.
Конец ознакомительного фрагмента.