Лжец
Шрифт:
– Да, хорошо, спасибо, Гарт, – сказал президент. – Думаю, всем нам прекрасно известны подробности драмы, которая разыгралась нынче утром в суде. Насколько я понимаю, вы считаете, что мы должны предпринять что-то в связи с этим?
– Предпринять? – воскликнул Мензис. – Разумеется, мы должны что-то предпринять!
Эйдриан снова вскочил.
– «Хувер», «Риглиз», «Маджикот», «Бенсон энд Хеджез», «Персил», «Шейк энд Вак», молочный шоколад «Нестле», – отрапортовал он и снова сел.
У него имелись смутные представления о том, что упоминать имена торговых марок в передачах Би-би-си не разрешено.
– Спасибо,
– Да, сэр, господин президент, сэр! – откликнулся Эйдриан.
Снова заговорил Тим Андерсон:
– Не думаю, что я ошибся, заметив…
– Если бы студент скомпрометировал себя подобным образом, – произнес Мензис, – мы без колебаний отчислили бы его. Профессор Трефузис такой же член колледжа, как и любой студент. Я заявляю, что устав колледжа от 1273 года, а также последующие статуты от 1791 и 1902 требуют от нас, чтобы мы предпринимали меры дисциплинарного воздействия против любого коллеги, запятнавшего доброе имя колледжа. Я вношу предложение, чтобы наше заседание незамедлительно потребовало бы от профессора Трефузиса освободить пост старшего тютора, и далее, я вношу предложение настоять на том, чтобы он воздержался бы от любого активного преподавания в этом колледже на срок в один год. По меньшей мере.
– Умелое использование сослагательного наклонения, – пробормотал Эйдриан.
– Нет, подождите, Гарт, – сказал президент. – Я уверен, все мы не меньше вашего потрясены тем, что Дональд… Дональд… в общем, его поведением. Но не забывайте, где мы с вами находимся. Это Кембридж. Здесь существует традиция мужеложства.
– Задомиты, они, знаете ли, повсюду, – запел дискантом девяностолетний заслуженный профессор в отставке Эйдриан Уильяме. – Мне говорили, Виттгенштейн был задомитом. А недавно я прочитал, что и Морган Форстер, вы помните Моргана? Сосед мой по Королевскому. Он еще «Путешествие в Индию» написал и «Говардс Энд». Заявился однажды в столовую в шлепанцах. Так я прочитал, что и этот был задомитом. Поразительное дело! Ну да теперь-то, по-моему, все такие. Просто все и каждый.
Краснолицый статистик разгневанно ударил кулаком по столу.
– Только не я, сэр, только не я! – громко объявил он.
– Не думаю, что мы вправе безбоязненно не обсуждать диалектику геев в качестве проявления энергического начала, а гомофобные ограничения, кои стимулируют маргинализацию, как функционально реактивный дискурс, – поведал всем Тим Андерсон.
В углу оператор, совершенно не способный решить, на ком следует задержаться, переводил камеру с одного конца стола на другой.
– Если позволите, – сказал Эйдриан.
Он только что вскрыл пачку сигарет и теперь смял целлофан с таким треском, что стрела микрофона, как раз подъехавшая к нему, отскочила, будто напутанный жираф, в сторону и долбанула Мензиса по башке.
Помощница режиссера, сжимавшая в руках пюпитр с зажимом, хихикнула и получила от президента взгляд, преисполненный кромешного презрения.
Однако Мензиса так просто было не сбить:
– Факт остается фактом, магистр. Существуют законы. Гомосексуальные акты могут совершаться только между взрослыми людьми, по обоюдному их согласию и в местах индивидуального пользования.
– Доктор Мензис,
– Разумеется, нет!
– То есть если я проделаю это, мне предъявят обвинение?
– В грубой непристойности. Вне всяких сомнений, дело графа Оксфорда…
– Вот именно. Но арестуют ли меня, если я пристроюсь гадить в общественной уборной?
– Не говорите глупостей.
– Другими словами, по закону общественная уборная является местом индивидуального пользования?
– Вы опять извращаете мои слова, Хили.
– И опять-таки, они уже были извращенными. Городской сортир либо является местом индивидуального пользования, либо таковым не является. Если он – место индивидуального пользования, в котором разрешается гадить, то почему же он не является таким местом индивидуального пользования, в котором можно совершать феллатио?
– А, так это было феллатио? – Президент, похоже, удивился.
– Да все что угодно.
– Интересно, и кто же кого обслуживал? Мензис чувствовал, что терпение его иссякает.
– Либо закон есть закон, либо нет! Если вы намереваетесь вести кампанию за изменение закона, Хили, желаю вам всяческой удачи. Факт остается фактом: профессор Трефузис запятнал доброе имя колледжа.
– Вы ведь всегда его не любили, верно? – не удержался Эйдриан. – Ну вот и получили шанс. Он оступился. Пинайте его посильнее ногами.
– Господин президент, – сказал Мензис, – я внес на рассмотрение коллег предложение лишить Дональда Трефузиса места старшего тютора и обязать его провести полный год за пределами колледжа. И я требую поставить мое предложение на голосование.
– Господин президент, – вмешался Эйдриан, – доктор Мензис, разумеется, не забыл, что никакое предложение не может ставиться на голосование, за изъятием тех случаев, когда лицо, внесшее его на основании положения nem con, ne plus ultra [80] на рассмотрение присутствующих, получает в удостоверение такового положения поддержку некоего второго лица.
– Э-э… совершенно верно, – сказал президент. – Я так думаю. Имеется у нас второй поддержавший?
Молчание.
– Повторяю вопрос. Имеется ли у нас кто-либо, поддерживающий предложение доктора Мен-зиса о том, чтобы освободить Дональда Трефузиса от его обязанностей по колледжу на срок в один год?
80
Принимается при условии: против нет (при наличии воздержавшихся), до последнего человека (лат).
Белые как мел щеки Мензиса покрылись крохотными багровыми точками, что сходило у него за румянец.
– Безумие, полное безумие! Колледж еще пожалеет об этом.
– Благодарю вас, доктор Мензис, – сказал президент.
Он повернулся к телевизионщикам:
– Заседание окончено. А теперь попрошу вас уйти, поскольку у нас имеются еще один-два касающихся колледжа частных вопросов, не представляющих для вас никакого интереса.
Телевизионщики молча собрали свое оборудование. Режиссер, покидая комнату, прожег Эйдриана яростным взглядом. Его помощница, та, что с пюпитром, подмигнула Эйдриану.