Лживая птица счастья
Шрифт:
— Мика, ты засыпаешь на ходу или еда настолько отвратительна на вкус?
Слова девушки не сразу дошли до Палевского, но он быстро встрепенулся.
— Ты это о чем? А-а, это… детка, я стараюсь подольше растянуть удовольствие. Так вкусно, что я опасаюсь проглотить язык.
— Подхалим несчастный! Ешь, сколько влезет. У меня столько наготовлено, что на полк спецназа хватит!
— Ну, в этом мне не под силу тягаться с этими ребятами. Такая прорва средств уходит на прокорм и амуницию этих жеребцов из Штейновской конюшни, конечно, в пересчете на единицу, что ни одна другая статья государственных расходов не может с ними потягаться.
— Ну, там не одни жеребцы, есть и кобылы… твое счастье,
— Э, нет! Чистую правду говорю. Ты же сама работала в этой службе и видела, какое у них оснащение. А теперь прикинь, сколько институтского народу и, не только, трудится в поте лица, разрабатывая для них передовые игрушки. Ну, может, только Академия опережает их показатели по затратам, но на то есть веские основания. Она — кузница наших кадров и головной мозг вампирской расы…
Начав беседу на отвлеченные темы, Палевский исподволь перешел к расспросам дочери о жизни на Старой базе. Поначалу та держалась настороженно, тщательно взвешивая свои ответы и всячески избегая темы взаимоотношений с Ником, что уже само по себе было показательно. Но постепенно Мари разговорилась и с увлечением принялась описывать отцу, как проходил процесс ее слияния с тиараном и насколько это странно и непривычно для человеческого мозга. Заинтересовавшись, тот с большим интересом слушал ее, и твердо решил, что обязательно спросит Ника об удивительном устройстве. Применение такого прибора сулило большие перспективы в будущем. Увлекшись рассказом, девушка не заметила, как Михаил наводящими невинными с виду вопросами выпытал у неё практически всю подноготную. Слушая дочь, он все больше расстраивался, но внешне постарался не показывать этого.
Ужин подошел к концу, и Мари заварила ему любимый чай с мятой. Разомлев от сытой еды, Палевский благодушно произнес:
— Черт, если и дальше ты собираешься кормить меня как на убой, то я скоро не влезу в свои костюмы и буду первым в истории вампиром, страдающим от ожирения. Мари как тебе не стыдно?! Меня же разлюбят не только женщины, но даже секретарши.
— На комплементы напрашиваешься? Вряд ли тебе грозит такая ужасная перспектива. Я звонила Эль, и она мне в красках расписала, как тебя усиленно атакуют её подруги. И если бы только они! Соня мне тоже кое о чем поведала. В частности, о том, какие свары случаются между девицами в генетическом институте и все из-за тебя. Елки-палки! Целая куча женщин страшно горит желанием скрасить твое байроновское одиночество. Бедняжки! Мне их заранее жаль! «Чайльд-Гарольд» ты наш!.. Соня даже намекнула, что ты готов пасть к ногам какой-то девицы. Во всяком случае, она так считает…
— Женщины слишком много болтают на работе и дома, причем, о всякой чепухе. Интересно, почему «сарафанное радио» работает быстрее всех остальных средств связи? Милая, не смотри на меня так! Это — неправда, бабские сплетни. Ты же знаешь, что по натуре я однолюб, — усмехнулся Палевский неуемному любопытству, заблестевшему в глазах дочери. — Конечно, я не монах, но пустить кого-то в сердце?.. Нет, не так быстро.
Мари сразу погрустнела и тихо спросила:
— Кстати, ты ездил в этом году к Рени?
— Нет.
— Если соберешься, возьми меня с собой, а то я так и не побывала в тех местах…
— Нет.
За столом надолго воцарилась тишина. Палевский внимательно глянул на дочь, и стал раздраженно постукивать пальцами по столу. Та грустно посмотрела на него и тихо сказала:
— Прости. Я не подумала, что ты захочешь побыть один, и тебе может быть неприятно мое сопровождение.
— Н-да. Ты стала чересчур деликатной или демонстрируешь благоприобретенную выдержку? Это тоже входило в обязательное обучение с битьем?
— Причем тут это?.. Прости.
— Подними
Девушка напряженно выпрямились, у её губ залегли страдальческие складочки.
— Я вам не лошадь и не собака!.. Ты ошибаешься, никто меня не дрессировал. Пойми, это был и мой выбор. Я же не дура и прекрасно понимаю, что, не приняв эрейских корней Ника, не смогу находиться рядом с ним, — горько произнесла она тоном ледяной королевы. — Прости, если ты не возражаешь, то я помою посуду и пойду к себе.
Стремительно поднявшись на ноги, Мари принялась собирать тарелки и прочие приборы. Палевский отобрал у неё поднос с посудой и бросил через плечо:
— Милая, посиди на диване, пока я загружу посудомойку. Понимаю, что ты страшно устала, на тебя столько навалилось за день, но я хочу с тобой еще немного поговорить… — он несколько ошарашено посмотрел на количество испачканной посуды и у него невольно вырвалось: — Черт! Как ты умудрилась перепачкать такую гору черепков за один присест?.. — увидев заблестевшие глаза дочери, он немедленно спохватился. — Спокойно, детка, можешь не отвечать. Я не в претензии, просто констатирую факт. Готов мыть целые горы посуды хоть каждый день, если ты будешь баловать меня подобными деликатесами.
Мари усмехнулась наносному энтузиазму отца и украдкой вытерла слёзы. Она с удивлением наблюдала за тем, с какой ловкостью тот управляется с делами в кухне. Обычно избалованный Палевский никогда не занимался подобными мелочами, считая их ниже своего достоинства. Только Рени иногда заставляла его трудиться на домашнем поприще, чтобы он не забывал, кто в доме главный. Да и то ей это стоило немалых трудов.
Покончив с хозяйственными заботами, Палевский присел рядом с дочерью и, обняв за плечи, привлек ее к себе. Разом расслабившись, та обняла его за талию и уткнулась лбом в плечо. Помедлив, он слегка отстранил ее от себя и, участливо глядя в побледневшее до синевы усталое лицо, мягко произнес:
— Детка ты ничего прямо не говоришь и я не хотел вмешиваться в твои отношения с Ником… но ты так подавлена, что я не могу остаться в стороне. Не молчи, давай поговорим. Конечно, я не могу заменить тебе Рени, но ты и мой ребенок, поэтому всегда можешь попросить меня о помощи.
— Прости, Мика, я не нарочно, так уж все вышло, — у изнервничавшейся за день девушки задрожали губы, но она сдержалась и горько добавила: — Господи, я и рада бы поплакаться тебе в жилетку, но все так наболело… у меня нет сил, говорить об этом.
— Прости, детка я не хотел тебя расстраивать, — сочувственно отозвался Палевский и ободряюще улыбнулся дочери. — Просто помни, что я на твоей стороне… Мари, если станет совсем плохо, не молчи, я всегда приду тебе на помощь.
— Я знаю, что могу положиться на тебя, но все равно спасибо. Прости, тебе непросто выбирать между нами, — ведь ты и о Нике беспокоишься. Он тебе сын, причем кровный.
— Глупости! Родство определяется не только общей кровью. Да и здесь ты приходишься мне родной внучкой. Куда уж ближе?.. Какой кошмар, как подумаю об этом, так мороз по коже! Очень хочется заглянуть в зеркало и проверить — нет ли седой бороды на лице, — с легкой досадой в голосе воскликнул Палевский. Помолчав, он глухо добавил: — Детка, когда с нами была Рени, то нас очень долго связывали настоящие семейные узы, а с Ником мы слишком редко видимся даже для дружеских взаимоотношений. Надеюсь, тебе не нужно объяснять, кто из вас мне ближе.