Лживая птица счастья

Борисова Светлана Александровна

— Т-с-с, не плачь малышка, — глухо произнес Мирон, бережно прижимая к себе хрупкое тельце. — Ничего не бойся. Больше никто не посмеет обидеть тебя.

— Лживая гадина! Тогда я тоже поверила твоим словам, а ты обманул меня и вернул в гнездо на растерзание тварям! — завизжала девочка и остервенело заколотила его кулачками по спине. — Пусти! Ненавижу тебя! Ты такая же сволочь, как и они! Пусти! Я тебе не верю!

— Больше такое не повторится, малышка! — воскликнул юноша, с отчаянием глядя на ребенка, и его лицо стало подергиваться от еле сдерживаемого нервного напряжения. — Если бы я мог

вернуться в прошлое, то сам бы убил себя за то, что вернул тебя этим подонкам. Поверь мне, малышка, я до сих пор неустанно корю себя за тот проступок. Честное слово, я думал, что ты на самом деле потерялась. Я же только появился в гнезде и мне сказали, что ты истеричная и взбалмошная девчонка, которая не дружит с головой…

Мирон с горестной гримасой уткнулся в детское тельце и его плечи стали вздрагивать,

— Бедная моя девочка! Как вспомню, так до сих пор в ушах звенят твои крики. Господи, какой кошмар! Как может женщина творить такое? И эта тварь еще смела требовать, чтобы мы называли ее матерью… Я думал, что у меня сердце разорвется или я сойду с ума от своего бессилия! — выдавил он сдавленным голосом.

Девочка притихла, перестав вырываться из его рук, и довольно долго, не мигая, смотрела на него. В какой-то момент ее личико внезапно дрогнуло.

— Не плачь, Миро, — оживившись, протянула она жалобным голоском и с искренней гримаской сочувствия, нерешительно провела рукой по мокрым серебряным прядям, а затем доверчиво обхватила его за шею. — Я прощаю тебя.

— Правда, Мари? — в ищущем взгляде юноши вспыхнула искорка надежды на исполнение несбыточного. — Ты на самом деле прощаешь меня?

— Да, Миро. Ты же и правда не знал, — серьезно ответила девочка и, вытерев его мокрые щеки, деловито спросила: — Так куда мы идем?

— А мы уже пришли, — поцеловав детскую ладошку, с воодушевлением ответил Мирон.

Он решительно пнул двери ближайшего дома на окраине и громко заорал:

— Эй, хозяева, открывайте! Да поживей, если не хотите, чтобы я разнес вашу хибару к чертовой матери!.. Я те дам стрелять, старый козел! За такие шуточки руки напрочь поотрываю и без наркоза приставлю к заднице!

Юноша яростно пнул хозяина и тот, выронив кремниевое ружье, с жалобным оханьем принялся баюкать ушибленную руку. Отпихнув его в сторону, он вошел внутрь и, весело сверкая глазами, приказал испуганной немолодой женщине, выглядывавшей из-за портьер:

— А ну, старая, живо тащи сухую одежду для ребенка и еды для двоих страшно голодных вампиров!

— Господь наш! Упыри! Спаси и помилуй мя от нечистой силы! — взвизгнула женщина и в панике шарахнулась вон из комнаты.

— Стой, старая ведьма! Куда это ты поскакала, как молодуха? — ухмыльнулся Мирон, преграждая ей дорогу.

— Сгинь, нечистая сила! Изыди, Сатана! — завопила она, непрерывно осеняя себя крестом.

На худом лице женщины застыл неподдельный ужас. Мирон захохотал.

— Да пошутил я насчет упырей! Пошутил! Вот те святой крест!

Заметив в углу православные иконы, парень отвесил низкий поклон темным ликам, укоризненно взирающим на него, и размашисто перекрестился. А затем, схватив святую воду у божницы, для убедительности опрокинул и ее на себя.

— Ну, теперь веришь старая, что я не антихрист?

— Ладно.

Вижу, что люди и на том спасибо, — сразу же успокоившись, укоризненно поджала губы старуха и, поклонившись, сказала нараспев: — Раз такое дело, то не побрезгуйте, гости дорогие, отведайте с нами, что бог послал. Подожди здесь, сейчас я вынесу девочке что-нибудь из одежды, — резко добавила она. — Не стой столбом, антихрист! Сними плащ с чада и повесь его в сенях, а потом я посушу его у печи. Куда ты прешься в чистую горницу в своих железяках, окаянный?! — с негодованием воскликнула хозяйка, поняв, что гости не собираются дожидаться ее в сенях.

— Старая, ты хочешь, чтобы я устроил тебе бесплатный стриптиз?

— Ась, чего ты баешь? Не пойму я.

— Исподнее у меня под латами, вот что, — произнес Мирон и засмеялся смущению старой женщины.

— Сатана ты искушающий, что б тебе пусто было!

— Не сердись хозяйка. Так снять мне латы?

— Я тебе сниму, охальник! Ступай уж как есть, только вытри ноги как следует, а то наследишь мне по всему дому.

В чистой горнице, застеленной аккуратными домоткаными половиками, хозяйка пригласила их присесть за длинный деревянный стол. Мирону с девочкой она поставила одну деревянную миску и выдала каждому по деревянной же ложке. Мясная похлебка оказалась очень сытной и вкусной, а ржаной каравай хлеба был еще теплым. Когда они поужинали в полном молчании, то он заметил, что их посуду отставили отдельно от той, которой пользовались хозяева.

— Вы что старообрядцы что ли? — с любопытством спросил Мирон, придерживая засыпающую девочку, совсем разомлевшую от тепла и сытости. — Тогда понятно, почему ты величаешь меня антихристом. Но все равно нехорошо, я ведь тоже православный. «Наверно, если у меня русские корни», — с усмешкой подумал Мирон.

— Конечно, антихрист коли крестишься кукишом! — сердито воскликнула женщина, сверкнув на него темными глазами с худого лица.

Мирон покосился на молчаливого кряжистого старика, ожидая соответствующей реплики и от него. Но тот, не говоря ни слова, исчез за дверью. Поднялась и хозяйка из-за стола, выпрямившись во весь свой немалый рост.

— Ишь, совсем уморилось чадо, — вполголоса заметила она. — Идем, положишь спать ребенка в жилой клети.

Женщина плавной походкой двинулась вперед, неся перед собой зажженную свечу, при этом она ни разу не оглянулась на бесшумно идущего за ней необычного гостя со спящим ребенком на руках. Чуть не стукнувшись лбом о низкую притолоку, Мирон оказался в небольшой комнатке, больше похожей на чулан, где помещалась только большая кровать с пышной периной и взбитыми подушками. Откинув нарядное вышитое покрывало с кружевным подзором, хозяйка кивнула:

— Покладай чадо, а сам отправляйся в сени. Поспишь на лавке, чай, не барин.

— С чего ты так решила? — насмешливым шепотом спросил ее юноша и, не обращая внимания на недовольство ожидающей его хозяйки, ласково прикоснулся к раскрасневшейся щечке девочки. — Слава богу! Наконец-то ты счастлива, малышка.

Он не заметил, как в глазах немолодой женщины промелькнула боль, и она замерла, не сводя с них глаз. Помолчав, она все же не выдержала и заговорила глухим взволнованным голосом: