М. С.
Шрифт:
Марина хмыкнула. Сказать, что на фронте деятелей из этой самой академии презирают — значит не сказать ничего. Их ненавидят чуть ли не в несколько раз больше, чем мирренов. И в общем-то за дело.
— Ну, предыдущему-то положим, я била вовсе не морду.
— Ага, семь зубов выбила. Челюсть сломала. Адвокаты посчитали. Подошва твоего ботинка на морде хорошо отпечаталась. Могу потом фотографию подарить.
— Подари непременно, в рамочку повешу, и буду окурки тушить. И этому новому, если придётся, тоже что-нибудь и набью, и выбью. И
— Будешь смеяться, но в его карьере был и такой эпизод.
— Врёшь!
— Нет. Был он и грузчиком в одном из крупных магазинов, папаша его каким-то хитрым образом от фронта отмазывал. Софи его на каком-то сборище университетских деятелей подцепила. Гуляет с ним по крупному! Думаю, скоро какие-то меры надо будет принимать.
— Ничего, гинекологи у нас хорошие. Так что это не по твоей епархии. Да Софи и сама от такого субъекта ребёнка не захочет.
— Ошибаешься. Она за него даже замуж собиралась. Правда, раздумала потом.
— Не с твоей ли помощью?
— Нет. Император сказал — брак не признает.
Марина злорадно усмехнувшись заговорила совершенно лекторским тоном.
— Не в императоре тут дело. Как раз в Софи. Захочет — и папенька брак даже с телеграфным столбом признает. Но башку я сестрёнке за подобного муженька всё-таки отверну.
— Быстрее она сама это сделает. Видели его кое с кем. Болтал про неё невесть что. Она пока не знает. Терпеть не может, когда кавалер ещё с кем-то гуляет в то время когда их высочество внимание обратить соизволила. Тоже мне, представления о верности.
— А владетельной госпоже завидно, что на неё никто внимания не обращает? — и как это её с таким языком до сих пор не убили?
Бестия давным-давно уже научилась не реагировать на чьи-либо колкости. И мало ли кто и как обыгрывает её титул или грешки молодости.
Что понадобится — и так узнает! О любом.
— Кстати, тот, которого ты побила, судится с императорским домом пытался. Тебя хотели видеть на суде.
— Ну и слали бы мне в степь повестки. Только вот не пойму, с чего это тебя так на сплетни потянуло?
— Да вот решила от скуки матерьяльчик на великие дома прособирать. Вдруг, что интересное выплывет.
Криво усмехнувшись, Марина сказала.
— Дерьма всевозможного повсплывает, конечно, преизрядное количество. Педофилия, зоофилия, некрофилия, садизм, инцест и тому подобное плюс алкоголизм и наркомания. Но в основном ничего интересного не будет. У Херенокта просто не хватит мозгов для похищения Элиан. Только вот не верю я что-то в сказки про то, как у нас скучно. Может и вправду скучно. Как при пожаре на пороховом складе.
Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
— Разбудишь, когда приедем.
Бестия не стала спорить.
Пока поднимались до квартиры, Кэрдин не сказала не
— Подожди меня в зале.
— Есть. — безо всякого выражения.
Марине хотелось закурить, но она сдержалась, зная о нелюбви Кэрдин к табачному дыму. Как с ней бывало всегда, она стала расхаживать по комнате. На несколько секунд остановилась у окна, разглядывая происходящее во дворе. И услышала какой-то странный голос Бестии.
— Марина.
Она обернулась. И сразу узнает, кто на руках у Бестии. И дрогнуло уже почти окаменевшее лицо.
Девочка недавно проснулась, но не плачет. Как и все дети в этом возрасте она очень хорошенькая. Кругленькая рожица с удивлёнными и радостными глазками. Материнскими. Она ещё не знакома со злом этого мира, и с восторгом смотрит на него. До какого-то времени она с восторгом будет смотреть на него. Ну а потом перестанет. Со всеми так почему-то происходит. Все были такими, а вырастали из таких Бестии, Марины Саргон, да и степные бандиты, в конце концов тоже когда-то были детьми. И их тоже любили.
— Доченька…
Похоже, у неё подгибаются ноги. Бестия шагнула к ней.
— Возьми её на руки. Вот так. Она всегда плачет, когда её берут на руки чужие. Видишь, она не плачет. Она узнала тебя. Она уже умеет немного говорить. И пусть, наконец, она тебе скажет 'мама' .
Впервые в жизни Кэрдин увидела слёзы на глазах Марины.
— Я не знала, что ты можешь плакать.
Лицо Марины склонилось к личику дочери. Очень тихо она ответила Кэрдин.
— Я никогда не знала, что ты можешь любить. Прости меня.
— Единственная, у кого здесь стоит просить прощения, ещё не осознаёт, как ты перед ней виновата.
— Я не ожидала увидеть её здесь.
— Ты вообще её не ожидала больше видеть. Но это в прошлом. И забыто. А теперь запомни: она останется с тобой. И точка. Я сказала. Ты её мать. Такая, какая ты есть. И ты любишь её, всё-таки ты это умеешь. А я только Кэрдин-Бестия, Идущая Через Огонь.
— Нам вместе идти через этот огонь.
— Точно так. Но кто-то этого огня не должен увидеть.
— Мы постараемся…
Они так и стояли втроём. Две женщины, одна из которых годилась в дочери другой. И маленький ребёнок на руках у одной из них. Слишком поздно всколыхнулись в сердце Бестии человеческие чувства. И направлены они были на ту, про которую, так же как и про неё саму, говорили, что у неё нет и в принципе не может быть человеческих чувств. Про обоих говорили, что нет у них сердца. Про Бестию — очень давно, про Марину — только недавно впервые так сказали. Напомнила ли Бестии судьба маленькой Марины судьбу собственного сына, никогда не знавшего материнской любви? Или это было что-то другое? Даже сама она никогда не смогла бы ответить, на вопрос, что это было. Способной оказалась на человеческие чувства младшая дочь императора…