Мачо в перьях
Шрифт:
— Ерунда, — отмахнулась Ленка. — Определить источник сигнала — дело трех минут при наличии соответствующего оборудования.
Я немного успокоилась, но не до конца: а вдруг оборудования нет? Впрочем, вслух опасений высказывать не стала. Зачем лишний раз волновать девчонок?
С «запутанными» террористами мы поступили просто: спихнули в люк, обнаруженный мною за перегородкой, не слишком заботясь о целостности плохих парней. Подумаешь, сломают по паре костей, им это только на пользу.
Ингумбо, еще не пришедшего в себя после дружеской встречи с прикладом, мы тоже скрутили.
— Это не человек, это мамонт какой-то! — пыхтела Маруся. — Давайте уже придем скорее или хотя бы привал устроим, что ли, — сил моих больше нет… Так вот взяла бы и бросила этого козла посреди джунглей!
Наш отряд, блестяще исполнив освободительную миссию и даже захватив «языка», возвращался в стан «амазонок» в приподнятом настроении. Впереди, как и положено командиру, шла студентка и освещала дорогу фонариком. Позади нее плелись мы, таща на одеяле стреноженного Ингумбо. На свежем воздухе он быстро пришел в себя и начал извиваться на одеяле, тем самым осложняя нам жизнь. Потому я сделала негру последнее китайское предупреждение:
— Будешь дрыгаться — еще раз по башке схлопочешь. Усек?
Ингумбо согласно заморгал. Ответить словами он не мог — носок мешал. Мы решили употребить данную часть мужского гардероба, чтобы негр не отвлекал нас разговорами или, не дай бог, угрозами. Метод хоть и жестокий, зато надежный, уже проверенный.
Через какое-то время зароптала и Дарья. Тогда Ленка все-таки дала согласие на привал. Мы с удовольствием опустили ненавистную ношу на землю. Ингумбо недовольно гукнул — видать, часть его тела ударилась о какой-нибудь корешок.
— Молчи, головастик копченый, — беззлобно ругнулась Маруська, тяжело дыша. — Отожрался, понимаешь, как индюк перед Рождеством, а нам теперь мучайся… Лен, а может, прикончим его? Или диким зверям на съедение оставим? На хрена нам этот кабан?
— Пригодится, — вновь повторила Ленка.
Пока мы с девчонками отдыхали, она возилась с «уоки-токи», пытаясь связаться с Настасьей. Лагерь хранил подозрительное молчание.
— Наверное, батарейка у «трубы» села. — Особой уверенности в голосе студентки я не услышала, и это не понравилось. Почему-то вспомнились слова Маньки о количестве террористов. Девчонки видели пятерых, мы обезвредили двоих — Иуда-Пятница не считается. Где остальные трое? Уж не готовят ли они нам теплую встречу?
— Мань, ну-ка, освободи товарищу речевой аппарат, — попросила я подругу.
— Зачем?
— Хочу задать ему пару вопросов. Сомнения меня терзают, Марусь…
— Это серьезно, — уважительно кивнула подруга и исполнила просьбу.
Ингумбо с полминуты отплевывался и бубнил себе под нос какие-то ругательства. Африканские, должно быть.
— Ну вы и садисты. Живому человеку его же собственные носки в рот засовывать! — перешел на русский язык негр.
— Ладно, не скули, это не смертельно, — махнула рукой Маруська. — У Ярославы вопрос к тебе имеется. Советую быть откровенным. Иначе… — Манька красноречиво покосилась на «АКМ», болтавшийся у меня за спиной: — Славик, приступай к допросу. Слушай, а давай его пытать?
Вот так Маня! Никак не ожидала от нее такой кровожадности.
—
— Какие дружки? — не понял негр.
— По партии…
— По какой еще партии?
— По Аль-Каиде, конечно. Девочки видели пятерых. В подвале сейчас отдыхают двое… Где остальные?
Мне показалось или Ингумбо действительно испугался? Что же его так обеспокоило, интересно знать? Дашка с Ленкой, услыхав, что я затеяла беседу с пленником, переместились поближе к нам и с интересом прислушались.
— Так скажешь нам, где твои соратники по терроризму? — обратилась к Ингумбо Манька. — Или нам применить более действенные методы допроса?
— Сами же сказали, в подвале…
— Ай, ай, ай! Какая досада! Оказывается, наш африканский друг язык русский выучил, а считать по-нашенски не научился… Чего так? Жена неграмотная попалась? — посочувствовала я негру и, растопырив пятерню перед его носом, грозно молвила: — Смотри сюда, недоучка. Пять пальцев видишь? Два убираем, осталось три. Вот где эти три пальца, в смысле, террориста?
Ингумбо помолчал немного, подумал, а потом равнодушно ответит:
— Не знаю. Когда я пришел на базу, там были только Алим и Зейн…
— Они, конечно, тоже не знали, куда делись их дружки, — предположила Маня.
— Может, и знали, да я не спрашивал.
Маруська, глядя на меня, вопросительно мотнула головой, мол, что дальше, Славик? А что дальше? Я же не господь бог, чтобы читать мысли. Хотя мысли Ингумбо были бы чрезвычайно интересны. По крайней мере, я тогда смогла бы определить, правду говорит он или нет… Далее последовало неопределенное подергивание плечами. Манька кивнула, дескать, все понятно, и вернула носок на место, то есть в рот Ингумбо. Он вздумал воспротивиться этому, но Маня утихомирила бунтовщика весомой затрещиной.
Мы уже собрались продолжить путь, как неожиданно возмутилась молчавшая до сей поры домохозяйка Елена:
— Кто-нибудь объяснит, почему мы тащим на себе этого здорового мужика?
Сам факт того, что Елена заговорила, меня обрадовал. Значит, шок у нее прошел, а вопрос, вполне разумный, кстати, убеждал в здравости рассудка домохозяйки.
— Он нам пригодится, — не слишком уверенно повторила Маруська слова студентки.
— Это понятно, — махнула рукой Елена, — я имею в виду, к чему нам его тащить? Он вполне может идти сам.
— А если сбежит? — усомнилась Дарья.
— Не убежит. Мы ему ножки не станем развязывать.
— И как же он пойдет? Как кенгуру, что ли, скачками?
— Не перебивай, Марусь. Я поясню: ослабим веревки настолько, чтобы можно было ногами перебирать самостоятельно, а вот убежать — невозможно. Пусть семенит себе потихонечку!
Я поняла, что имела в виду Елена. Еще в школе мы проделывали такой фокус с мальчишками, когда играли с ними в футбол. Выиграть по-честному у пацанов сложновато, поэтому приходилось обматывать им ноги прыгалками. Очень забавно было наблюдать, как здоровые парни, злясь и ругаясь, семенят за мячом! Справедливости ради мы, девочки, позволили связать себе руки, потому как в пылу борьбы активно пускали их в ход.