Мадам Флёр
Шрифт:
– Смотря какой, – она немного расслабилась.
– Сейчас вы носите траур, а какой же ваш любимый цвет?
Госпожа де Виньоль снова улыбнулась.
– Зеленый.
– Вам он должен идти. А цветы вы какие любите? Те, что я принес вам сегодня, подошли?
– Вполне. Но я простой человек и люблю цветы обыкновенные – ромашки, васильки, разные полевые растения… – Она пристально взглянула на виконта. – Я ведь ровно ничего не знаю о вас! Но согласилась на эту прогулку, сама не ведая почему.
– Возможно, вы устали сидеть в четырех стенах, – предположил Сезар. – А возможно, это я такой обаятельный.
Она усмехнулась.
– Может быть.
– Вы хотите знать обо мне больше? – Он дождался утвердительного
– Русские романы? – удивилась госпожа де Виньоль.
– Да. Не увлекаетесь? Очень, очень модно. Если вы однажды примете мое приглашение и посетите вместе со мною салон мадам де Жерве, где собирается весьма любопытная публика, я познакомлю вас с некоторыми русскими. Их много сейчас в Париже. Наш город манит их, словно фонарь – мотыльков.
– Это было бы любопытно, – негромко произнесла госпожа де Виньоль.
– Значит ли это, что вы примете такое предложение? – тут же ухватился за ее слова Сезар.
– Вы слишком торопитесь. Я еще не готова выезжать в свет. И не знаю, буду ли готова когда-нибудь.
– Но вы хотели бы этого?
– Зачем же лгать? Да, хотела бы. – Она вновь усмехнулась. – Снова почувствовать радость жизни, ощущать, как рождается новый день, и радоваться после заката, что завтра солнце взойдет снова. Однако это нелегко. Нельзя себя заставить, принудить это ощутить. Нужно только ждать, пока это наступит – или не наступит никогда. Я не знаю, вернутся ли такие времена когда-либо для меня.
«Интересно, когда она овдовела? – думал Сезар. – В Париже она живет полгода, но ее муж мог скончаться намного, намного раньше. Она молода, вряд ли пробыла замужем дольше года-двух. Она так любила своего мужа, что никак не может похоронить память о нем? Ах, женщины, как же вы непросты, какие тонкие чувства вами владеют! Что может быть проще, чем позабыть и помнить – помнить хорошее, что было, и позабыть о том, как больно вспоминать! Расстаться с прошлым! Но нет. Многие выбирают жизнь с ним – и в нем. Неужели эта красавица из таких?»
Сезар знал, что такое скорбь, он очень любил родителей; и после их смерти эта боль не ушла, не покинула его окончательно. Однако он научился с нею жить. Он принял смерть как данность – однажды и с ним такое случится, однажды и его заберут на небеса, ну, или в ад, смотря сколько успеет к тому моменту нагрешить. Однако он не собирался оставаться в скорби всю свою жизнь. Это претило всей его натуре, бросало вызов его жизнелюбию – и жизнелюбие победило. Он научился снова жить так, как хотел, и радоваться каждому прожитому дню, хотя и виконту не была чужда меланхолия и скука. Но это совсем другое. Без этого никакой мыслящий человек не может, ему необходимо падение, чтобы потом забраться еще выше.
Так понимал жизнь виконт де Моро. Он осторожно возразил:
– Но ведь достаточно этого пожелать.
– Нет, – покачала головой госпожа де Виньоль, – иногда совершенно недостаточно!
Разговор, к сожалению, прервался, так как экипаж остановился перед кафе, куда и направлялись.
Глава 7
Кафе «Тортони»
Вечер прошел очень мило. Кафе «Тортони» представляло собою респектабельное заведение, где можно было встретить многих людей из высшего общества, а также
– Я ни разу не была в подобном заведении…
– Быть того не может!
– Всё так. Мы с мужем мало выезжали. Я даже не знаю, есть ли рестораны в Бордо. Трактиры как-то привычней!
– Ресторан – сугубо парижское изобретение, – усмехнулся виконт де Моро. – До того, как в столице появились первые рестораны, здесь были средневековые таверны, которые опустели к началу прошлого века, поскольку требовательная публика предпочитала, чтобы повар приходил на дом. Многие и сейчас не признают заведения вроде того, в котором мы с вами сейчас сидим. Один весьма уважаемый немец по фамилии Немитц, проезжавший через Париж в 1718 году, описывал это явление приблизительно так: «Столы совершенно непригодны для иностранцев, но других столов тут нет. Приходится есть среди дюжины незнакомых персон, предварительно взяв себе прибор. Излишне скромный и вежливый человек не сможет даже поесть там толком. Ближе к центру стола усаживаются завсегдатаи, которые без перерыва рассказывают свежие анекдоты. Вооруженные неутомимыми челюстями, они набрасываются на еду по первому сигналу. Горе тому, кто медленно пережевывает пищу! Напрасно будет он обращаться к слуге – стол опустеет еще до того, как он приступит к трапезе». – Виконт постарался цитировать это напыщенным тоном, и был вознагражден.
– Вот в таких местах я бывала пару раз! – воскликнула госпожа де Виньоль. Глаза ее смеялись, и в целом она уже не походила на ту печальную и бледную женщину, какой Сезар увидел ее вчера вечером. Вдохновленный ее одобрением, он продолжил:
– Именно. Парижане изобретательны, прекрасная госпожа, и если их что-то задевает – а слова того немца определенно задели чье-то самолюбие! – то они ни перед чем не остановятся, чтобы выиграть в призрачной гонке самолюбия. Поэтому парижские трактирщики принялись совершенствоваться. Сначала рестораном называлось место, где подавали бульон и блюда из мяса и яиц. Такие рестораны, вернее, их предки, если можно говорить о них, используя термины из родословной, с индивидуальным обслуживанием «а ля карт» появились чуть меньше ста лет назад на рю де Пули, недалеко от Лувра; владельцем их был некто Буланже. Число подобных заведений быстро росло, но первым шикарным рестораном стала английская таверна в Пале-Рояль, которую содержал Антуан Бовилльер, бывший шеф-повар графа Провансальского. Своих клиентов Бовилльер принимал в роскошной обстановке, в зале со столами из красного дерева, хрустальными люстрами, скатертями с дамасским узором, с прилично одетыми слугами, винным погребом и с едой высшего качества. Свое предприятие он открыл в начале восемьдесят шестого года, а восьмого июня того же года вышло постановление парижского прево, разрешавшее поварам и рестораторам принимать клиентов и выдавать пищу до двадцати трех часов зимой и до полуночи летом.
– Вот как! – воскликнула госпожа де Виньоль и отпила крохотный глоток шоколада; судя по блаженному выражению ее лица, напиток ей нравился до чрезвычайности и был для нее лакомством. Сезар порадовался, что выбрал именно его в качестве аргумента для приглашения – чай стоит не слишком дорого и продается в аптеках, а вот шоколад по-прежнему – напиток недешевый. Так что вряд ли госпожа де Виньоль часто его пьет. А какие у нее блестящие глаза, когда она довольна, словно драгоценные камни, сияющие под робкими лучами солнца! Вдохновленный этим зрелищем, виконт едва не забыл, что надо продолжать, однако сделал над собою усилие.