Мадам
Шрифт:
– Ты в ту пору была настоящим «малышом», – сказала она.
Это меня, по правде сказать, удивило. Конечно, я была хорошо развита физически, свои светлые волосы стригла коротко, но если судить по фотографиям того времени, скорее походила на обыкновенную школьницу, симпатичную и спортивную.
Хеллен взяла меня под руку, и – ученица с учительницей – мы влились в компанию лесбиянок. С тех пор я частенько приезжала сюда.
Первой моей любовницей из этой компании стала Лизбет. Она была очень женственна, но по мере развития нашей связи начала все более походить на мужчину: коротко стриглась, носила джинсы, мужские
Я в то время не пила и не курила. Еще в юности мы заключили с родителями своеобразное соглашение: они пообещали подарить мне мотороллер, если я не буду пить и курить до 18 лет. Потом они обязались купить мне машину, если я воздержусь от этих вредных привычек до двадцати одного года. Условия договора они исполнили точно. Это может показаться удивительным, но до сегодняшнего дня я не выпила ни капли алкоголя и выкурила только одну сигарету, и ту – не взатяжку, причем исключительно по просьбе одного из моих клиентов, о котором я расскажу позже.
Лизбет меня очень любила и в нашей с ней связи считала себя партнером-мужчиной. Но по мере моего проникновения в мир лесбиянок я убедилась, что я бесспорный «малыш». Естественно, у нас с Лизбет началась на этой почве борьба за первенство – и мы расстались.
При посредничестве моего парикмахера, подруги Хеллен, я встречалась и с другими лесбиянками. Моя половая жизнь была наполовину гетеро-, наполовину гомосексуальной, а чаще все вместе.
В то время меня, так сказать, взяло под крыло одно любопытное семейство, жившее в прекрасном доме семнадцатого века на острове Принцев, в аристократическом квартале Амстердама. Даэдо было сорок два года, а его жене Сильвии на восемь лет больше. Все уик-энды, а нередко и вообще все вечера недели я ночевала у них. Часами мы могли болтать с очень привлекательной Сильвией, обладавшей живым умом и редким обаянием. А ее супруг Даэдо в это время обычно занимался в кабинете делами своего рекламного агентства.
Как-то вечером Сильвия попросила меня сделать ей массаж спины. Она только что приняла душ и лежала, расслабленная и тонкая, на постели.
– А почему бы и тебе, Ксавьера, не раздеться? – внезапно спросила Сильвия.
Я была слегка поражена этим предложением, ведь заниматься любовью с пятидесятилетней женщиной мне как-то совершенно не улыбалось.
Когда я начала массировать, она стала тихонько постанывать от возбуждения.
– Ксавьера, сними с себя все и иди ко мне! – взмолилась распаленная Сильвия.
Она перевернулась на спину, и я увидела ее великолепную грудь, большую и крепкую. Мне всегда нравилась хорошая грудь. Во время детских эротических фантазий мне иногда виделось, как я сосу грудь моей матери. Я рано осознала свою бисексуальность, и у меня никогда не возникало никаких комплексов во время моих похождений как с мужчинами, так и с женщинами.
Я разделась и стала заниматься любовью с ней. Правда, было немного страшно, что нас может застать ее муж. Однако ее это, казалось, совсем не беспокоило. Она как раз лежала на боку, а я ласкала языком ее влагалище, когда в комнату вошел Даэдо.
Он ничего не сказал, только скоро я почувствовала его член у моей спины. Я оставила на несколько секунд Сильвию, чтобы взять минет у Даэдо. Когда же я снова занялась его женой, он овладел мною сзади. А мой язык в это время яростно работал между
Все были довольны, даже собачка приняла участие в этом празднике: лизала нам ноги, весело помахивая хвостом. Наконец, эта трехголовая гидра судорожно задергалась – и все одновременно со стонами и смехом кончили.
После мы иногда занимались любовью втроем, так как у меня в это время не было никого постоянного. К тому же я все еще продолжала по-своему любить Хельгу. Она уже успела выйти замуж за богатого владельца бюро путешествий и ждала ребенка.
Два-три раза в неделю бывали у меня случайные партнеры, но, уж если как на духу, голландцы мне смертельно надоели. Я никак не могла принять ментальность жителей моей страны, таких серьезных и скучных. Как и мой отец, я очень любила жизнь. Я нуждалась в друге более романтичном, чем расчетливые голландцы, которые, приглашая вас в ресторан, приглашают вас же и оплатить то, что вы съедите.
Незадолго до этого у нас побывали родственники из Южной Африки, очень расхваливавшие красоты своей страны и ее мягкий климат. Они рассказали, что правительство Южной Африки берет на себя расходы по переезду туда эмигрантов. И я решила расстаться с холодом и дождливым летом и поехать к солнцу. Хотя Голландия и очень приятная страна, а Амстердам один из самых оживленных городов Европы – мне это надоело. Хотя, вероятно, Голландия и голландцы здесь ни при чем, а просто мне внезапно захотелось открыть для себя что-то новое и интересное. К тому же моя сестра от первого брака отца жила в Иоганнесбурге с мужем и детьми – мне было куда ехать.
Когда я решаю что-либо сделать, то делаю быстро и хорошо. Я занялась визами, билетом, а также, с учетом предстоящего отъезда, своими интимными проблемами.
До отлета самолета оставалось сделать лишь одно: попрощаться с моей прекрасной Хельгой, которая была уже на девятом месяце беременности.
Она приняла меня в ночной рубашке. Я увидела ее большой, раздувшийся живот, налитую грудь – и очень возбудилась.
– Хельга, – попросила я ее, – позволь мне погладить твой живот и поласкать твою грудь. Они так прекрасны!
Она заколебалась, не столько в смущении, сколько опасаясь внезапного прихода мужа. Я его ненавидела! Впрочем, и сама пользовалась с его стороны полной взаимностью. Может быть, виной тому ревность, но, по-моему, он вообще был ужасен.
Его звали Ле Боер, что по-голландски означает «фермер». Это имя удивительно к нему подходило. Он покопался в переписке Хельги и наткнулся на любовные письма, которые я ей посылала со всех концов Европы. Сейчас, думаю, Хельга должна была считать меня немного сумасшедшей, ведь тогда она так и не ответила ни на одно из моих писем. Но во время моего прощального визита она все же согласилась сделать то, о чем я просила, и подняла рубашку.
Я нежно взяла в рот ее сосок, и из него вылилась капелька молока. Я по-прежнему обожала Хельгу, но желание заниматься с ней любовью у меня уже пропало и мои чувства к ней были чисто платоническими.
Я сама себе не верила: спустя пять лет я снова ласкала ее великолепную грудь, а она все мне позволяла. Из всего моего опыта в сексе, который я скопила за всю жизнь, этот был самым приятным.
Я уже собиралась сказать Хельге, как я ее люблю, когда ее «фермер» ворвался в комнату. Что тут началось! В конце концов он выгнал меня из дома.