Made in USSR

Якубович Евгений Львович

— Ну что ж, — сказал Ираклий Андреевич, накладывая себе очередную порцию чего-то божественно вкусного. — История знает немало подобных, не побоюсь этого слова, трагических примеров. Однако, почему же именно этот салат? Почему не тушеный крокодил, фаршированный удодами, которого подавали к столу фараонов? Или знаменитый бухарский плов с перепелками и павлиньими языками? Эмир всегда ел его перед тем, как отправиться в гарем. Поверьте, нам не хватит обеда на перечисление всех этих заманчивых блюд.

— Дайте же мне дорассказать, — возмутился я. — Я предупреждал вас, что история длинная. Итак, прошло много лет. В России пришли к власти большевики, которые позже назвали себя коммунистами. Коммунизм они не построили, а свою страну компромиссно назвали социалистической. Правил страной в то время Иосиф Сталин. Он, между прочим, очень любил сытное и пьяное застолье, понимал толк в хорошо накрытом столе. Большое внимание он уделял тому, как

выглядит его страна со стороны. Наблюдателю снаружи его полуголодная нищая страна должна была казаться богатой и изобильной. Пропаганда работала на всех направлениях. Немаловажным показателем в идеологической войне было и то, как и что пьют советские граждане. Первым делом был налажен выпуск шипучего вина, которое назвали шампанским. Правда, во избежание международного скандала, перед словом шампанское в названии добавили слово «советское». Сталин резонно рассудил, что потребитель все равно не сможет сравнить предложенную ему шипучку с оригинальным благородным напитком. Шипучку гнали повсюду, вкусом и качеством она разнилась по всему спектру подобных напитков: от действительно неплохих элитных сортов, до обычного перебродившего виноградного сока, который крепили и подслащали ликером, и искусственно газировали углекислотой. В западных странах, где жили идеологические противники Сталина, шампанское было и остается дорогим элитным сортом вина. Шампанское покупают для больших торжеств, чтобы подчеркнуть важность события, его подают на престижных приемах. Его пьют в дорогих ресторанах. В общем, это удовольствие для избранных. И вот, вдруг, статистика из Советского Союза сообщает, что советские люди за год выпивают шампанского в несколько раз больше, чем все западные страны вместе взятые. И это в пересчете на душу населения. Иностранные корреспонденты сразу в крик — фальсификация, не может такого быть! А им — пожалуйста, вот заводы, вот магазины с рядами тяжелых бутылок из темно зеленого стекла, вот вам рабочий и крестьянка, распивающие после первомайской демонстрации благородный напиток из граненых стаканов. Ах, качество у нас низкое? Тут же на мировые ярмарки поступают самые изысканные сорта великолепного игристого вина из СССР. Вино это делается самым тщательным образом из отборных сортов винограда по выверенным технологиям очень малыми партиями. И получает это вино медаль за медалью на международных конкурсах. Другое дело, что к шипучке, продающейся внутри страны, это вино не имеет никакого отношения. Но ведь об этом никто не знает. Внешне бутылки одинаковые. И замирает Запад в восхищении и удивляется, как богато живут советские труженики. А Сталин тем временем идет дальше. Всем винам, которые выпускались в стране, были присвоены гордые имена — портвейн, херес, вермут и мадера стояли рядами в продуктовых магазинах по цене, доступной любому советскому гражданину. Ничего общего со своими благородными однофамильцами эта бурда не имела. Но задачу свою выполняла отлично — бутылки такого напитка, хватало для того, чтобы привести нормального здорового мужчину в совершенно скотское состояние.

— Прервитесь, Александр Леонидович, я вижу у вас уже в горле пересохло, а до пресловутого салатика вы так еще и не добрались, — остановил меня собеседник.

Я отпил немного вина из стоящего передо мной бокала (поскольку мы уже перешли к десерту, то это был херес), перевел дух, и продолжил.

— Когда с винами было покончено, и Запад уверовал в небывалое благополучие советских граждан, настал черед белых эмигрантов — тех, кто успел убежать из России до ее превращения в СССР. Сталин решил добить своих старых врагов, таких же гурманов, как и он сам. И он вспомнил о знаменитом салате оливье. Сталин вызвал своего повара, и дал ему задание придумать салат, который смогут одновременно приготовить перед праздником все хозяйки Советского Союза. В ответ на распоряжение, повар представил рецепт, состоящий из самых доступных и массовых продуктов. Основу салата составили вареная картошка, сваренные вкрутую яйца, соленые огурцы и кое-что по мелочи. Сталин был в восторге. Салат удовлетворял самым строгим критериям. Его было просто приготовить, продукты были доступные и недорогие, а сам салат оказался красивым, вкусным и сытным — его один можно было поставить на стол и приглашать гостей. Со свойственной Сталину иронией, он велел назвать новоизобретенный салат — оливье. В пику всем тем, кто еще помнил если не на вкус, то хотя бы по названию, великолепный деликатесный салат. И вот уже в ближайшую годовщину своей революции советские люди ели за праздничным столом салат оливье и запивали его шампанским. Говорят, что пожилые эмигранты узнав о массовом поедании салата оливье в СССР под шампанское с вермутом и портвейном, теряли рассудок. С некоторыми случались сердечные приступы. С тех пор россияне по праздникам с удовольствием едят картофельный салат, изобретенный безвестным поваром по приказу Сталина, и искренне верят, что это и есть салат оливье. Вот и вся моя история.

Почти детективная история о том, как великий политик сумел использовать даже кулинарные шедевры прошлого в качестве идеологического оружия против своих врагов. Но меня во всем этом интересует только сам рецепт салата. Теперь вы понимаете, что я не могу упустить такую возможность раскрыть одну из загадок девятнадцатого века.

— Не самую таинственную, но, пожалуй, самую вкусную, — смеясь добавил Ираклий Андреевич. — Вы заинтриговали и меня. Но это не по правилам. Рецепт не сохранился, и его неожиданное возвращение на Землю может иметь самый непредсказуемый результат. Вы сами только что рассказали мне, какие серьезные последствия имело возрождение одного только его названия. А если восстановить рецепт самого салата, представляете, что может произойти?

Я не был вполне уверен, всерьез ли говорит это Ираклий, или подыгрывает мне, находясь в благостном расположении духа, после хорошего обеда.

— Я обещаю, что как и изобретатель, сохраню рецепт в тайне. Я буду готовить салат оливье только для себя, и есть его ночью, под одеялом, в запертой комнате и погасив свет, — приложив руку к груди напыщенно произнес я.

Ираклий Андреевич развеселился окончательно.

— Считайте, что вы меня уговорили. Пожалуй, я попробую. Это действительно будет не так просто, как вы думаете. И ответ я вам сразу не дам. Но, поскольку, я смогу включить его в свое меню… Да и удивить коллег будет кстати, — он мечтательно закатил глаза. — Договорились, раздобуду я ваш рецепт.

На этом сон и закончился. Утром я проснулся от восторженного крика сынишки, который ворвался в спальню.

— Папа, тебе тоже подарок на Рождество принесли!

— Что ты, какой подарок?

— Вот, я нашел это под елкой, — сообщил мне сын, и вручил большой конверт из коричневой оберточной бумаги. На конверте, каллиграфическим подчерком были написаны мое имя и фамилия. Конверт был перевязан бледно-розовой шелковой ленточкой, с огромным бантом.

Я пожал плечами и вскрыл конверт. Внутри лежала пожелтевшая от времени тетрадь, с выведенным все тем же каллиграфическим подчерком заголовком: «Оригинальные кулинарные рецепты, собственность г-на Оливье».

С тех пор эта тетрадка лежит запертая в моем сейфе. Соблюдая обещание, данное Ираклию Андреевичу, я никому не показываю ее, и держу в строжайшей тайне все рецепты, записанные в ней. Блюда, которые я иногда готовлю по тем рецептам, неизменно приводят в восторг моих гостей, людей сытых и избалованных.

Декабрь 2006

Израиль

Адажио

В советских гостиницах не было одноместных номеров. Я имею ввиду, конечно те, которые предназначалось «для всех». Незнакомые люди жили втроем или вчетвером по несколько дней в одной комнате. В лучшем случае, удавалось устроиться в номере на двоих.

Мне довелось в полной мере хлебнуть этого удовольствия, поскольку в молодости я часто ездил в командировки. Соседи бывали самые разные. С большинством я быстро находил общий язык. Однако попадались и другие, с которыми я просто не мог пересечься внутри своего обычного круга общения.

Дело было в небольшом промышленном городке. Меня отправили туда налаживать оборудование, спроектированное в нашем КБ. Соседом по комнате оказался крепкий розовощекий мужчина, потомок поволжских немцев, предусмотрительно вывезенных перед войной в среднеазиатскую глушь вождем всех времен и народов. Звали соседа Родион, что также было следствием великого переселения, после которого детям старались давать имена, не выдающие их национальной принадлежности.

Виделись мы мало — почти все время я проводил на заводе, и в гостиницу возвращался лишь для того, чтобы переночевать. Однако, однажды вечером мы все же пообщались. И достаточно плотно.

В тот день я вернулся в гостиницу раньше обычного. У меня ничего не ладилось. Злой, усталый и голодный я все бросил и отправился в гостиницу. Мне до чертиков надоела эта возня; я мечтал лишь о том, чтобы поскорее добраться до кровати и завалиться спать.

Когда я вошел в номер, Родион сидел за столом и заканчивал нарезать помидоры для салата в глубокую керамическую миску, стоявшую перед ним. Кроме миски, стол украшали пара лепешек и распечатанная, но все еще полная бутылка водки. Судя по всему, сосед собирался что-то отметить, но как любой нормальный мужик не хотел пить в одиночку.

Меня он встретил с искренней радостью.

— О, как раз вовремя! Давай, Ароныч, присаживайся, выпьем в честь окончания моей командировки. Завтра утром уезжаю.

Я не успел как следует усесться на стуле, как передо мной возник граненый стакан, примерно на треть наполненный водкой. Ничего не оставалось, как выпить. Водка была дешевая, плохо очищенная, с острым едким запахом. Выпитая на пустой желудок она обожгла мне все внутренности. Я сидел и хватал ртом воздух, пытаясь придти в себя.