Мадемуазель Шанель
Шрифт:
Я взяла листок и пробежала по нему глазами. Текст был напечатан по-английски.
Я снова начинаю работать. Хочу, чтобы ты помогла мне. Исполняй все точно так, как от тебя требуют. С радостью и нетерпением жду встречи. Люблю.
Наверное, от нее не укрылось мое ошарашенное выражение, и она добавила:
— Ее доставили вместе с букетом красных роз… Розы в самый разгар зимы! Кто этот человек, который может себе такое позволить? Когда на следующий день они пришли, я сказала, что должна остаться на тот случай, если муж захочет связаться со мной, но меня арестовали, отвезли на аэродром, запихнули в самолет. Мне пришлось
— Я… я не представляла, что такое может случиться.
Бумага хрустнула у меня в руках. Тревога уже закрадывалась в мое сердце, я постепенно начинала понимать, какая это была страшная ошибка. Веру ни в коем случае нельзя было вовлекать в это дело. Она могла поставить под угрозу все, весь план. Я не посылала ей ни телеграммы, ни роз. Ее ввели в заблуждение, одурачили. А это означало только одно: здесь ведется не одна игра, а сразу несколько.
— Ну да, вижу, что не представляла, — сказала она, — хотя утверждаешь, что знала все про мои обстоятельства. Но и я о твоих тоже знаю. Уже ни для кого не секрет, что ты у себя в Париже поддерживаешь немцев и что, несмотря на твою видимую готовность дружить с ними, ателье ты так и не открыла. И здесь тоже не откроешь, здесь людям хлеба не на что купить. Тогда зачем ты заставила меня ехать сюда черт знает откуда? Потому что, даже если это и правда, в чем я сильно сомневаюсь, мне совсем неинтересно быть у тебя продавщицей. У меня муж скрывается где-то в Италии, и я хочу отыскать его, больше мне ничего не надо.
Шпатц просчитался. Вера для меня не алиби. От нее вообще никакого толку не будет.
— Мне казалось, ты ухватишься за такую возможность, — пролепетала я. — Конечно, я не вполне понимала ситуацию, когда мне ее описывали. Вера, я тебе обещаю, если бы я знала…
Она пренебрежительно махнула рукой:
— Да ты по-другому ничего бы и делать не стала. Всегда гнешь свое. Всегда все делаешь по-своему. И тебе наплевать, как это сказывается на других.
Ее язвительные слова вторили тому, что говорила мне Мися в Тюильри: А я ведь предупреждала тебя, Коко. Говорила, будь осторожна, просто так это не закончится, что посеешь, то и пожнешь…
Я встала:
— Ну что ж, я вижу, тут какая-то ошибка. Я прошу у тебя прощения, искренне, поверь мне. Но раз уж мы здесь, может, воспользуемся случаем, хотя бы ради дружбы? Сейчас я уйду, вижу, ты очень расстроилась. Давай поговорим позже, за обедом, хочешь?
Она кивнула, не поднимая глаз:
— Да, думаю, это было бы лучше всего.
Я оставила на столе мелочь и ушла. Вера не окликнула меня. У меня было тревожное чувство, что и на обед она не придет, — так оно и вышло. Я не стала звонить ей в номер, пообедала в ресторане в одиночестве, а потом, видя завесу падающего за окнами снега, вернулась к себе и долго мерила шагами комнату.
Наутро я встала рано, намереваясь отправиться в посольство до встречи с Верой, но, позвонив администратору, узнала, что для меня никто ничего не оставлял. Я уже собиралась спуститься вниз на тот случай, если связной Шпатца решил не рисковать, оставляя письмо у портье, как зазвонил телефон и мне сообщили, что в холле меня ожидает посетитель.
Это была не Вера, а небольшого роста вежливый человек, который представился как сопровождающий посольства. Меня хочет видеть британский посол, сэр Сэмюэль Хор. Удобно ли мне поехать прямо сейчас? Мы вышли к поджидающей машине и помчались по улицам Мадрида. Через некоторое время сидящий на переднем сиденье человек повернулся ко мне и передал конверт. Он
Меня провели прямо к послу. Хор оказался худощавым человеком с редеющими волосами, красивым носом и безукоризненными манерами. Когда-то я с ним уже встречалась мельком на одном из сборищ у Бендора; теперь он радушно приветствовал меня, назвав по имени, жестом указал на мягкое кресло, стоящее перед его рабочим столом. На стенах кабинета у него висели картины охоты на лис, написанные маслом, довольно банальные, иллюстрации аристократических забав.
— Надеюсь, путешествие было для вас не очень тягостным? — поинтересовался он.
Я потянулась за своим портсигаром, но потом остановилась, подумав, что, возможно, ему не очень понравится, если я закурю. Он кивнул, как бы давая разрешение, и я щелкнула зажигалкой.
— Ну, в наши дни подобные поездки проходят гораздо более беспокойно, чем прежде, — ответила я, вымучивая улыбку. — Тем не менее нет, не столь тягостным, как можно было ожидать.
— А условия проживания, надеюсь, вполне приемлемые?
Он рассматривал меня спокойным и пристальным взглядом, в котором невозможно было прочитать его намерений. Я стала нервничать, вспомнила о встрече в Берлине…
— Я не намерена долго задерживаться, господин посол. Просто хочу увидеть сэра Уинстона и…
Я уже полезла в карман пальто за конвертом, как вдруг поняла, что его толщина говорит о том, что там гораздо больше чем один листок бумаги. Неужели мои сопровождающие доверили мне какие-то документы?
Но не успела я вынуть конверт, как Сэмюэль Хор грустно вздохнул:
— Боюсь, это невозможно. Сэр Уинстон отменил визит.
Я раскрыла рот:
— Отменил? Но почему?
— Я не имею права раскрывать эту информацию, мадемуазель. — Он бросил взгляд в сторону закрытой двери кабинета. Потом снова посмотрел на меня, и странное предчувствие сдавило мне грудь. — Здесь мадам Бейт-Ломбарди. Она обратилась к нам с просьбой о встрече немного раньше. Боюсь, она выдвинула против вас обвинения, которые вызывают у нас серьезную озабоченность.
Я поднесла сигарету к губам, но затянуться не было сил.
— Обвинения?
— Да. Повторяю, я очень сожалею, что не имею права давать никаких объяснений. Но как бы то ни было, для вас было бы целесообразно как можно скорее вернуться в Париж. — В его голосе не было и тени какой-либо эмоции, он звучал ровно, как если бы посол сообщал мне о ближайшем изменении погоды. — Боюсь, ничем не могу быть вам полезен, как не могу и гарантировать вам безопасность, если вы решите остаться в Мадриде.
Я сидела неподвижно и думала о конверте в кармане. Я не знала, что в нем, но понимала: что бы там ни лежало, это вряд ли послание. В голове звучали слова Шпатца: «Если почувствуешь хоть малейшую угрозу, сразу прерви миссию».
— Понимаю, — пробормотала я.
Поднимаясь с кресла и протягивая ему руку, я была слишком взволнована, чтобы спросить, что там, черт возьми, наговорила про меня Вера.
— Сэр Уинстон в Тунисе приболел, — сказал вдруг посол. — Как только выздоровеет, сразу вернется в Англию. Если хотите оставить для него сообщение, я позабочусь о том, чтоб его немедленно отправили.