Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка

Мак-Канн Кейт

Алекс предложил нам выйти из церкви через боковую дверь, чтобы незаметно прошмыгнуть мимо журналистов и собравшейся толпы, но мы были так благодарны этим людям за сочувствие, что не хотели от них бегать. Советы Алекса всегда были мудрыми, и невозможно переоценить их значение, но все же я думаю, что мы тогда поступили правильно, выйдя вместе с остальными через главную дверь. И в тот миг мне вдруг захотелось говорить со всеми сразу, поблагодарить за то, что они для нас сделали, и когда мы подошли к ступенькам, ведущим на улицу, я так и поступила. Сейчас мне все это представляется словно подернутым туманом. По правде говоря, так же было и тогда. Я знаю, что плакала. Сам факт, что я вообще что-то

произнесла, тем более учитывая мою нелюбовь к публичным выступлениям, указывает на то, насколько для меня важно было сделать это. Каждое мое слово шло из самого сердца:

«Мы с Джерри хотим выразить признательность и поблагодарить всех, но в особенности местных жителей, которые очень поддержали нас. О большем мы и мечтать не могли. Я просто хочу сказать спасибо.

Прошу вас, продолжайте молиться за Мадлен. Она хорошая девочка».

В скором времени обитатели поселка взяли нас с Джерри под свое крыло, и мы влились в их сообщество. Мы всегда будем им благодарны за невероятную доброту и отзывчивость. Они, наверное, даже не догадываются, насколько важна была для нас их поддержка в эти первые дни отчаяния. Мы стали постоянно посещать воскресные мессы в Носса Сеньора да Луш и всегда находили там поддержку и сочувствие. Теплые, обнадеживающие слова утешения, объятия, молитвы, цветы и картинки от детей — все это повторялось еженедельно. О Мадлен не забывали, как и о нас.

В следующую пятницу, накануне дня рождения Мадлен, в церкви прошла специальная служба для молодежи. Многие люди оделись в зеленое — это цвет надежды в Португалии — или принесли оливковые ветви. Также было много желтого — этот цвет в США символизирует надежду на возвращение близких. Позднее это символическое значение распространилось и на Великобританию. Просто удивительно, какое благодатное воздействие оказала на нас эта служба. Под конец мы все, держась за две длинные суровые нити, желтую и зеленую, которые как бы связали нас вместе, подхватили песнопение «Nada nos separar'a… do amor de Deus» — «Ничто не лишит нас… любви Господней». И снова у меня возникло ощущение, будто сотни невидимых рук поддерживают нас, люди перекладывают на себя наше бремя. В тот раз мы вышли из церкви улыбаясь — к счастью, мы не совсем забыли, как это делается, — и вскорости стали использовать эти два цвета, зеленый и желтый, в своей кампании по розыску нашей дочери.

В то первое воскресенье в Прайя-да-Луш приехали мои старинные подруги — Мишель и Ники. Обе хотели находиться рядом и, естественно, очень переживали за Мадлен и за меня. Видя, как страдаю я, Мишель так расстроилась, что ей самой понадобилась поддержка. Сочувствие Ники выразилось более практически: она сразу же спросила, что может для нас сделать и потом ни минуты не могла сидеть сложа руки. Наверное, это был ее способ справиться с психологической нагрузкой. Мне было приятно, что они приехали, что можно было их обнять и что они могли меня обнять, когда мне это было необходимо.

Мы так радовались тому, что наши родные и близкие оказались рядом с нами, что не заметили, как их собралось довольно много. Наше внимание на это тактично обратил Алан Пайк, который бдительно наблюдал за нами, нашей семьей и друзьями. У Алана прекрасно получалось замечать и предотвращать возможные проблемы. Зная, что с нами происходит, никто из наших близких не мог оставаться в стороне. Они ехали в Португалию, чтобы поддержать нас и помочь в поисках Мадлен. Но, проделав долгий путь, они, к своему смятению, начинали понимать, что находясь в Прайя-да-Луш, помочь нам у них не больше шансов, чем оставаясь в Великобритании. Они хотели быть с нами, и мы хотели, чтобы они были с нами,

но присутствие такого количества дорогих нам людей привело к нежелательным результатам. Алан указал нам на то, что каждый из наших родственников и друзей сам нуждался в помощи, тогда как наши — Джерри и мои — интересы в данный момент были превыше всего. А у нас едва хватало сил, чтобы как-то держаться, а не то что поддерживать остальных. Он подал нам мысль уменьшить нашу группу поддержки. Некоторым лучше вернуться домой, сказал он, где они будут находиться в знакомом окружении, где о них будет кому позаботиться, да и помочь они нам могли больше, находясь там. Он считал, что нам лучше остаться с небольшой, но наиболее дееспособной группой помощников.

Доводы Алана, конечно, звучали очень убедительно, но это означало, что нам придется выбирать, кто останется, а кто должен уехать. Представьте, каково нам было просить уехать людей, которые примчались к нам на помощь! Нашим родителям было тяжелее всего. Джонни в Прайя-да-Луш чувствовал себя, как рыба, вытащенная из воды. Мишель очень мучилась, и дома, в Ливерпуле, ее ждали двое маленьких детей. Поразмыслив, мы решили оставить Триш с Сэнди, Майкла и Ники. Но легко сказать — оставить! Я очень боялась кого-нибудь обидеть.

Однако, когда дошло до дела, выяснилось, что Алан, который общался не только с нами, но и с нашим окружением, уже говорил с ними на эту тему, что значительно упростило нашу задачу. Разговор случился раньше, чем мы ожидали (в воскресенье вечером) и вышел совсем не таким, как мы планировали. Джерри пошел в один из номеров, занимаемых нашей компанией, и там, судя по всему, было сказано нечто такое, что разозлило его и вызвало на разговор, который мы собирались завести в более спокойной обстановке.

Сейчас нам смешно об этом вспоминать, но тогда мы с Джерри не могли смеяться ни над чем. Когда Джерри ошеломил наших родных и друзей такой просьбой, его мама повернулась к моей маме и произнесла: «Что ж, Сью, похоже, молодежь хочет нас, старух, домой спровадить». Еще мы узнали, что после того как Джерри вышел из номера, прозвучали комментарии наподобие: «Старший братец решил выселить всю семейку из дома». Даже в самом отчаянном положении, когда в одном месте собираются уроженцы Глазго и Ливерпуля, можно не сомневаться, что рано или поздно всех потянет на черный юмор. И все же решение было принято, и, как потом оказалось, им остались довольны все.

Когда некоторые из наших родственников начали готовиться к возвращению домой, мы осознали, что помощь и поддержку мы получаем и от местных жителей. Тепло и сострадание португальского сообщества мы в полной мере ощутили во время воскресной мессы, но вскоре сочувствующие появились и среди английских эмигрантов, постоянно живущих в Прайя-да-Луш. Утром 7 мая они организовали осмотр окрестностей поселка. К отряду добровольцев присоединились почти все наши родственники и друзья, которым не терпелось помочь не словом, а делом, пока мы с Джерри общались с Энди Боусом и Алексом Вулфолом.

Остальные родственники, а именно мои папа и мама, мама Джерри и тетя Нора (хотела назвать их «старая гвардия», но лучше не буду) отправились в кафе у пляжа. Этот день показал нам, чем плоха слишком большая компания: если ее действия не координировать с военной точностью, люди не всегда знают, кто что делает, и в результате усилия прикладываются впустую. Однажды наш обед перерос в очередную встречу, и мы с Джерри вдруг поняли, что Шона и Амели некому забрать из клуба. Пришлось нам прерывать общение и идти в Клуб для малышей самим, по дороге обзванивая родственников и знакомых, чтобы найти кого-нибудь, кто мог бы вернуться в номер и покормить близняшек. Как говорится, у семи нянек дитя без глазу.