Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка
Шрифт:
То, что приезд судебной полиции в Великобританию совпал с нашей поездкой в Брюссель, было случайностью. Когда мы заканчивали обедать, Кларенсу позвонил какой-то испанский журналист и сообщил, что ему передали стенограммы наших с Джерри свидетельских показаний, которые мы дали португальской полиции. Его заинтересовала та часть моих показаний, в которой я упомянула о брошенных нам в то утро словах Мадлен: «Почему вы не пришли, когда я и Шон вчера вечером плакали?» Нужно ли говорить, сколько мучений я пережила с тех пор, размышляя об этом вопросе? Причина, заставившая меня рассказать об этом полиции, ясна: это могло оказаться важным.
Когда Кларенс пересказывал нам этот разговор, я почувствовала, что меня охватывают злость и разочарование. Неужели снова?
Не припомню, чтобы я когда-нибудь так сердилась, как в тот день. Португальская полиция хранила наши показания одиннадцать с половиной месяцев. Как вышло, что эта информация была обнародована (замечу, уже в который раз совершенно незаконно) именно сегодня, именно в тот день, когда мы с Джерри были в Брюсселе и старались сделать что-то полезное для защиты детей? Эффект случившегося был очевиден: мы с Джерри будем дискредитированы, и общественность не уделит должного внимания тому, чего мы старались добиться. Конечно, мы ужасно расстроились.
Если вам кажется, что вышесказанное — не более чем плод моего разгоряченного воображения, подумайте вот о чем. Во время одного из разговоров, через семь недель после похищения Мадлен, Гильермину Энкарнасан убеждал нас, что судебная полиция не собирается выставлять нас в негативном свете. «Если бы мы этого хотели, — сказал он тогда, — мы бы рассказали журналистам о том, что говорила вам Мадлен в тот день, когда пропала». Вот так-то!
Случилось то, чего мы боялись. Интерес прессы к Макканнам вспыхнул с новой силой. Газеты запестрели выдержками из наших показаний.
Но мы не хотели пасовать перед этой несправедливостью. Вернувшись из Брюсселя, мы начали «обрабатывать» всех 785 членов Европарламента. Казалось бы, что может быть проще, чем подписать какую-то бумагу? Но посещение каждого из подписывающих требует немало времени и усилий. Все мы подвержены приступам апатии, в том числе и политики, и, возможно, они даже в большей степени, чем все остальные. Итак, мы начали действовать вместе с друзьями, родственниками, сочувствующими, благотворительными организациями («Пропавшие люди», «Пропавшие дети Европы»), которые спонсировали нас, Кэтрин Мейер и пятью членами Европарламента, сразу же поддержавшими наше воззвание. В июне мы поехали в Страсбург, в офис Европарламента, чтобы нанести последний, решающий удар, и к сентябрю наши надежды оправдались. Предложенное нами воззвание подписали 418 членов Европейского парламента, и оно обрело форму резолюции.
Мы испытали огромное облегчение и радость. Это был не просто шаг вперед к достижению нашей цели, но удар по заторможенной бюрократической машине. Проблема похищения детей вышла на передний план в глазах тех, кто в состоянии что-то изменить. Будем надеяться, надолго.
20
ХОРОШИЙ, ПЛОХОЙ, СУМАСШЕДШИЙ
В среду, 27 февраля 2008 года, в час ночи мы с Джерри неожиданно проснулись. Ощущение было такое, словно наша комната ходила ходуном, упала даже фотография Мадлен в рамочке, стоявшая на комоде. Нас охватил ужас. Первое, что нам пришло в голову: нас хотят убить. Может быть, это взорвалась мина или кто-то пытается проникнуть в наш дом. Джерри вскочил с постели и бросился к Шону и Амели, чтобы узнать, все ли с ними в порядке. Потом он решил осмотреть весь дом, внутри и снаружи. Я про себя молилась, чтобы с нами ничего плохого не случилось.
Нам приходилось получать письма с угрозами, и неудивительно, что мы в первую очередь подумали о нападении. Немного успокоившись, мы поняли, что это, скорее всего,
Пока в Португалии шло судебное разбирательство, мы чувствовали себя как на тонком льду. В августе, когда судебная полиция начала кампанию против нас, нас очень расстроило отношение к нам британских властей. Контакты с нами свелись к минимуму, и мы оказались практически в информационном вакууме. После того как нас сделали arguidos, ситуация стала еще хуже. Британская полиция утверждала, что у нее связаны руки: португальцы любое «вмешательство» могли воспринять как попытку оспорить их главенствующую роль в расследовании, что могло привести к осложнениям не только в отношении нынешнего дела, но и в международном сотрудничестве. Нам было известно о напряженности этих отношений, но мы чувствовали себя преданными.
Мы знаем: британская полиция полагает, что судебная полиция проводила расследование не на должном уровне. И мы уверены, что нас британские полицейские не считают причастными к исчезновению Мадлен. Определенные высказывания, сделанные в частных беседах с нами некоторыми служащими полиции (в том числе и высокопоставленными особами), подтвердили это. И все же у нас возникло ощущение, что нас бросили в трудную минуту.
Также крайне неприятно понимать, что британская полиция, зная об утечках информации в прессу и о том, для чего это делается, продолжает заявлять, что у них с судебной полицией сохраняются деловые отношения. Среди этих утечек были и конфиденциальные заявления, сделанные нами британским полицейским и переданные впоследствии в Португалию. К тому же разглашение этих сведений причинило большой вред не только нам, но и другим людям.
Из-за всего этого их «деловые отношения» выглядят какими-то односторонними. Не желая осуждать этот поступок, который в нашей стране просто немыслим, они как будто своим молчанием попустительствуют ему.
Весной 2008-го, спустя почти год после того, как Мадлен видели в последний раз, судебная полиция наконец решила провести в Прайя-да-Луш следственный эксперимент и воспроизвести события вечера 3 мая 2007 года. Для участия в этом эксперименте должны были приехать мы с Джерри, Фиона, Дэвид, Джейн, Рассел, Рейчел, Мэтт, Дайан и Джес Уилкинс, с которым Джерри разговаривал тем вечером после того, как, в последний раз проверив детей, вышел из нашего номера. Использовать дублеров полицейские не хотели, поэтому, если бы кто-то отказался или не смог принять в этом участие, эксперимент не состоялся бы.
Мы с Джерри посчитали, что, будучи arguidos, обязаны приехать. Остальные свидетели получили по электронной почте более-менее вежливые приглашения от судебной полиции, что их несколько удивило, и поэтому они попросили объяснить цель этого запоздалого эксперимента. Снимать это на видео, похоже, никто не собирался, по крайней мере, о том, чтобы показать такой фильм по телевидению в расчете на получение какой-то дополнительной информации, речь не шла. Наши друзья и так были в ужасе от того, что с нами происходило. Если они подозревали, что судебная полиция пытается с их помощью получить какие-то новые свидетельства против нас или даже втянуть в это дело кого-то из них самих, это можно было понять. Были и определенные опасения относительно того, что пресса поднимет вокруг этого шум, особенно учитывая то, что предполагаемая дата эксперимента уже была ей известна. Однако больше всего свидетели недоумевали по поводу того, как предлагаемое воспроизведение событий может помочь поискам Мадлен. Этот вопрос оставался открытым. Вскоре тон посланий судебной полиции сделался более бесцеремонным, и то, что поначалу выглядело как просьба, теперь уже больше напоминало требование. Кое-кто решил, прежде чем на это согласиться, посоветоваться с юристом. Закончилось это тем, что одновременно все собраться не смогли, и от идеи проведения следственного эксперимента отказались.