Мадонна Семи Холмов

Холт Виктория

Как прекрасны они, как нежна их юная кожа, как сверкают золотистые волосы! Положительно, думал он, эти девушки – самые красивые во всем Риме. Жизнь замечательна, раз в свои шестьдесят лет он все еще сохраняет энергию двадцатилетнего: он был убежден, что Джулия вовсе не притворяется, что ее страсть к нему столь же велика, как и его страсть к ней, и что ее бедный косоглазый муженек, хоть и молод и силен, совершенно ее не интересует.

Лукреция, удобно устроившись в отцовских объятиях, восхищенно оглядывала его роскошные апартаменты. Позолоченный потолок, изящно расписанные стены – фрески

делал сам великий художник Пинтуриккью, однако стены были расписаны им не целиком, поэтому кое-где их прикрывали роскошные шелка, свисавшие до покрытого восточным ковром пола. Кругом стояли кресла, стулья, кушетки, обитые ярким шелком и бархатом, и над всем возвышался роскошный папский престол.

И все принадлежит этому богоподобному человеку, который – да в это просто невозможно поверить! – приходится ей отцом. Нежным, любящим отцом. Как он радовался, когда оставался наедине со своими любимыми девочками!

– Сегодня я послал за тобою, потому что должен тебе кое-что сообщить, доченька, – такими словами он начал очередную их встречу. – Нам следует отложить приготовления к твоему браку с доном Гаспаро ди Прочида.

– Почему так, отец? – спросила Лукреция, а Джулия рассмеялась:

– Да она не возражает, совсем не возражает.

Папа потрепал дочь по щеке, и Лукреция вспомнила нежное прикосновение Чезаре – он любил щипать ее за щечку.

– Отец! – воскликнула она. – А когда мы увидим Чезаре?

Джулия и Папа обменялись понимающими улыбками.

– Вот видите, я была права, – заявила Джулия. – У бедняжки Лукреции пока нет возлюбленного.

По лицу Папы пробежала лишь тень недовольства – он редко показывал тем, кого он любил, что он на них сердится, но Джулия поняла, что ее реплика Александру неприятна. Но она была слишком уверена в своей над ним власти, чтобы чего-то опасаться, и потому упрямо повторила:

– Я права.

– Когда-нибудь, – ответил Александр, – моя дочь познает великое счастье любви, я в этом не сомневаюсь. Но это наступит тогда, когда она будет к этому готова.

Лукреция поцеловала отцу руку.

– Она больше думает о своем отце и братьях, чем о ком-либо другом, – добавила Джулия. – Кого бы из мужчин ей ни представили, она все время повторяет: «Как ничтожны они по сравнению с моим отцом… или по сравнению с Чезаре и Джованни».

– Лукреция – настоящая Борджа, – заметил Александр, – а мы ставим членов нашей семьи выше всех на свете.

– Но ведь на свете живут не только Борджа, – смеясь, Джулия прижала к себе его руку. – Молю вас, Ваше Святейшество, откройте нам, кого же теперь вы предназначаете Лукреции в женихи?

– Человека очень влиятельного. Его зовут Джованни Сфорца.

– Но ведь он, кажется, старик? – спросила Джулия.

– А разве возраст – помеха любви? – И снова в голосе Александра послышался упрек.

Джулия поспешила исправить свою ошибку:

– Лишь богам дарована вечная молодость, а Джованни Сфорца, я готова в том поклясться, всего лишь человек.

Александр улыбнулся и поцеловал ее:

– Но это отличная партия. Моя любимая доченька станет благословлять меня за это.

Лукреция поцеловала его, как требовал дочерний долг.

– Меня сватали уже много раз. Прежде чем выражать

благодарность, я подожду, пока увижу этого жениха и выйду за него замуж.

Папу рассмешила подобная рассудительность. Он получал огромное удовольствие от болтовни с девушками, и каждый раз печалился, когда приходилось их отсылать и приступать к своим официальным обязанностям.

В сопровождении свиты девушки покинули Ватикан и, когда они шли через площадь, какой-то бродяга нагло уставился на Джулию и заорал:

– Смотрите, вот идет невеста Христова!

Глаза Джулии вспыхнули негодованием, но бродяга не стал дожидаться наказания и удрал с площади во всю прыть.

– Ты рассердилась, Джулия, – констатировала Лукреция, – рассердилась на слова, сказанные каким-то нищим.

– Меня его слова оскорбить не могут, – ответила Джулия, – но ты понимаешь, в кого он метил.

– Ты – любовница моего отца, и в этом нет ничего оскорбительного. Только подумай обо всех тех знатных господах, которые именно из-за этого увиваются вокруг тебя.

– Но для простого люда подобные отношения оскорбительны, – возразила Джулия. – Жаль, что этого типа так и не удалось поймать. Я хотела бы, чтобы ею бросили в тюрьму и наказали.

Лукреция вздрогнула. Она знала, какое наказание ждет тех, кто осмеливается оскорбить господ высокого ранга: им вырывали язык.

Лукреция постаралась больше об этом не думать. Возможно, она научится воспринимать такие вещи как должное, как научилась воспринимать отношения между отцом и Джулией и поведение «благочестивой» Адрианы, как научилась принимать тот факт, что ей следует обогащаться при помощи взяток. Она не сомневалась, что со временем станет такой же невосприимчивой к подобным вещам, как и другие, но пока была еще слишком ранимой и мягкосердечной.

Она должна приладиться к этой жизни, стать такой же, как все, кто ее окружали. И все же ей еще трудно было примириться с мыслью, что людям вырывали языки за то, что они слишком вольно высказывали свои мысли.

Но не стоит задумываться о таких печальных вещах! Она повернулась к Джулии:

– Наверное, я выйду замуж за этого человека, за Джованни Сфорца. Мне нравится это имя. Его зовут так же, как моего брата.

– В Италии многих зовут Джованни, – напомнила ей Джулия.

– И все же, мне кажется, отец снова передумает и выберет мне еще какого-нибудь жениха. Джулия, а не может так случиться, что я вообще не выйду замуж? Потому что, как только меня за кого-нибудь просватают, тут же находится другой, более знатный и более достойный.

– Но ты непременно когда-нибудь выйдешь замуж.

– И тогда у меня будет возлюбленный, совсем как у тебя.

– Глупенькая, мужья не всегда бывают возлюбленными, к тому же прежде чем стать такой, как я, тебе надо еще подрасти.

Джулия наклонилась к уху Лукреции и, таинственно улыбаясь, произнесла:

– Я открою тебе один секрет. Папа – не только мой любовник. Он – отец ребенка, которого я ношу под сердцем.

– Ох, Джулия! Значит, у тебя будет ребенок?! Джулия кивнула.

– Вот почему я так разозлилась на того бродягу. Боюсь, об ЭТОМ уже начали поговаривать, значит, некоторые наши слуги слишком любопытны… и слишком болтливы.