Шрифт:
Баласан резко вышел из кабинета ректора Университета. Он снова имел, как сам любил выражаться, деловую беседу на самом высоком уровне. Баласан, так звали его сокурсники, относился к тем типам, которые предпочитают серьёзному ремеслу и учению праздное бытие. Потому подобного рода разборки были естественным моментом в студенческой жизни юридического факультета.
Семья Баласанян перебралась из одной столицы в другую. Сменила столицу своей исторической Родины на главную столицу Отчизны со светлыми идеалами. Отец Баласана Ерванд был директором ресторана, приносящего достаточно доходов для безбедного житья, благодаря
— Учись, — твердил ему отец, — неучей я не люблю. Выучишься — пристрою тебя в хорошем месте. Ты же знаешь, у меня есть связи.
— Всему можно научиться на ходу, — отвечал Баласан, ударяя о пол чёрным резиновым шариком, который он носил в кармане пиджака.
Не один отец Баласана переживал за сына, видя его нерадивость в учёбе, что могло негативно отразиться на его будущем. Сестра его матери, тётушка Арусяк, всё время науськивала его:
— Нельзя не учиться, балик джан. Ты должен стать человеком.
— Пока я инопланетянин, — острил Баласан.
— Твой папа всё думает об этом. Бери с него пример.
— Я это и делаю. Он что, сам учился?..
— У него не было такого папы, как у тебя.
— Лучше сразу же делом заняться, — усмехнулся Баласан, — делом.
Эти же слова любил говаривать ему старший троюродный брат: «Дэлом, займись дэлом».
— Вот я и думаю, каким таким делом интересным и хлебным заняться, чтобы сочетать полезное с приятным.
Он, вправду, целыми днями предавался раздумьям и фантазиям. Ему хотелось придумать нечто, за что можно было зацепиться так, что мало не покажется. Свои переживания он изливал в кругу друзей, сокурсников, во время застолий, среди тёплой компании.
— М-да, — слышал он в ответ, — ты сможешь придумать нечто такое, только смотри — не перемудри. — Баласан усмехался.
— Я обязательно что-то придумаю, — повторял он, как бы про себя. И однажды добавил: «Весь мир обхохочется». Сам при этом от души рассмеялся.
На параллельном курсе, на факультете прикладной математики и кибернетики учился студент, не в пример Баласану, прилежный и хорошо подготовленный в своей сфере. За свои экстраординарные способности он получил характерное для математика прозвище — Фибоначчи. Причём Михась, как и Баласан, собирался придумать нечто такое, чтобы весь мир заговорил об этом. Правда, он больше делал, чем говорил, и судьба столкнула этих двух личностей в нужный момент, в соответствующем месте.
Сам Баласан краем уха слышал о Фибоначчи, и в воображении его возникали призрачные картины чего-то неведомого. Прозвище это он не запоминал, оно вызывало у него ассоциации со словом пачи [1] . В общем, юморист, искавший приключения на свою задницу, их нашёл.
В ресторане «Танг Гини» день рождения справлял один из местных воротил Мхитар Айвазян, друг отца Баласана. Тот решил предоставить ему свою вотчину, ну и яства в нагрузку. Застолье было в разгаре. В соседнем же маленьком зале был фуршет участников конференций и победителей конкурсов. И вот подающий большие надежды математик вышел самодовольный из кабинета с табличкой «М» и направился к своей группе.
1
Пачи (армян.) —
— Маэстро Фибоначчи, — услышал он знакомый голос за спиной. Обернувшись, он узнал Сеню Бухалина. — Ты по-прежнему в своём амплуа.
— А ты, как всегда, оправдываешь сакральный смысл своей фамилии, — самодовольно парировал математик.
— Присаживайся к нам за стол, — пригласил его Бухалин.
Михась хоть и не жаловал подобное общество, но были два момента. Во-первых, он уже достаточно пообщался со своими; во-вторых, яства состоятельных сокурсников. К тому же внутренний голос подсказывал ему, что подобная встреча может оказаться полезной. Он спросил: «А можно?» — «Конечно, — ответил Сеня, — кто не почтёт за честь поднять рюмочку вместе с самим Михасиным».
— Пару минут назад ты назвал меня иначе. — Они расхохотались.
За столом Михась разговорился с компанией Бухала и Баласана.
Пары «Арарата» словно вознесли его на вершину мира, и он был неудержим. Михась философствовал о бытии. Он преподносил слушающим некоторые обыденные моменты жизни в оригинальном ракурсе, проводя неожиданные сравнения, не забывал при этом использовать научные положения. В какой-то момент — он уловил это — глаза Баласана сверкнули яростным огоньком.
— Да, — промолвил кто-то из пирующих, — тебя не зря прозвали Фибоначчи.
— Тебе знакомо это имя? — удивился Михась и тут же смутился.
— Во даёт! Я же Степан Разин. — Михась вспомнил, что так звали парня-рубаку, за его склонность к историческим свершениям.
— Ну и коллективчик собрался, — пробормотал Михась.
Распрощался он с компанией на поэтической ноте: посвящением легендарному математику, выразив надежду, что их имена, через некоторое время, тоже станут легендой. Домой он шёл быстрым решительным шагом.
Баласан сидел в студбуфете и вспоминал заумные беседы Михася, моделируя свои проекты, как вдруг физкультурник дядя Вова, войдя в помещение, бросил ему: «Тебя там Фибоначчи хочет видеть». Баласан тут же встал и вышел.
— Шяс интегралы будете решать, — услышал он за спиной.
— У меня к тебе серьёзное дело, — конфиденциально обратился к нему Михась, уже у себя дома. — Есть возможность хорошо разбогатеть, причём особых усилий для этого прилагать не надо. Всё за нас сделает формула, таинство которой я раскрыл. — Баласан его внимательно слушал. — Нет, — поправил себя Михась, — попотеть, конечно, придётся, но что за это будет, если я тебе скажу — не поверишь.
— Что нужно от меня? Я не силён в науке.
— Её я возьму на себя. От тебя мне нужно имя и деньги.
— Вот это да! Я сам их хочу.
— Пардон, я не так выразился. Ты мне нужен для прикрытия. Давай обо всём по порядку. Я изобрёл систему, позволяющую из ничего получать золото. — Глаза Баласана заблестели. — Ну, не совсем из ничего, а из солнечного света. Представь себе, это не фантастика, а реальность, в чём ты сможешь сам убедиться. Ты понимаешь — солнечного света. Нет необходимости посвящать тебя в технологию этого явления: как солнечный свет спрессовывается в спецаппарате, преобразуясь в металл, и как мне удалось создать сам аппарат. Главное, оно есть, причём высшей пробы. Самой высшей! По-другому и быть не могло. Солнце всё-таки.