Маэстро
Шрифт:
Минолин Фей ахнула и тут же поднесла руку к губам, пытаясь скрыть охвативший ее ужас. В голове у нее пронеслась мысль, что подобная реакция совершенно неуместна в присутствии Ивоннель. Молодая женщина позировала для портрета обнаженной, с притворной скромностью скрестив ноги. Единственным предметом одежды на ней был пояс в виде нитки жемчуга с «кисточкой» из драгоценных камней, которые живописно располагались на ее правом бедре.
Ужас Минолин был вызван не видом Ивоннель, которая выглядела необыкновенно прекрасной и уже не раз сидела в такой позе неподвижно в течение долгих часов, – хотя в каком-то
Верховная Мать Биртин была талантливой художницей, и ее работы всегда радовали взор; лучше всего ей удавались портреты.
Но Ивоннель потребовала, чтобы ее не приукрашивали. Она недвусмысленно приказала Верховной Матери Биртин написать ее в точности такой, какой она была в жизни. А потом Ивоннель, эта маленькая тиранка, которая совсем недавно появилась из утробы Минолин Фей, подробно объяснила ей все: если Биртин не оправдает ее ожиданий, Ивоннель превратит ее в драука.
И сейчас, глядя на изображение, вне всяких сомнений, прекрасное, но совершенно не соответствующее облику живой Ивоннель, сидевшей напротив них на тахте, Минолин Фей решила, что ее мать обречена.
Верховная Мать Биртин кивнула, отступила на шаг, посмотрела на Ивоннель, потом снова на полотно, и еще раз кивнула.
– Отлично! – воскликнула Ивоннель и спрыгнула с дивана.
– Нет! – крикнула Минолин Фей; мать взглянула на нее в изумлении, а Ивоннель – многозначительно и зловеще. – Нет, – более спокойно продолжала она. – Картину следует представить официально, после того как она будет доведена до совершенства и прикрыта драгоценной тканью.
Ивоннель промолчала и лишь продолжала улыбаться. Она не потрудилась взять одежды, лежавшие на полу у тахты, и босиком направилась к картине.
Минолин Фей машинально попыталась заслонить портрет своим телом.
– Не трогай его, – предупредила ее Ивоннель. Она приближалась, и улыбка ее стала хищной, дьявольской. Минолин Фей в испуге отпрянула. Супруга Громфа и мать Ивоннель задержала дыхание, когда девушка, нагая, словно младенец, но смертоносная, как богиня, подошла к мольберту.
Верховная Мать Биртин гордо улыбалась, не ведая о судьбе, которая ее ожидает. Минолин Фей закрыла глаза.
– Блестяще! – вскричала Ивоннель, и Минолин Фей подпрыгнула на месте и тупо уставилась на портрет. Да, он был превосходен, безупречно выполнен, но едва ли напоминал обнаженную молодую женщину, стоявшую рядом.
– Мне кажется, будто я смотрю на себя в зеркало, – продолжала Ивоннель. – Действительно, твой талант превосходит все похвалы моей матери.
– Твоей матери? – удивилась Верховная Мать Биртин. – И которая же из Бэнров?..
– Твоя дочь. Минолин Фей Бэнр приходится мне матерью.
Верховная Мать Биртин пристально взглянула на молодую женщину; в глазах ее читалось удивление и даже гнев. Несмотря на то что Ивоннель происходила из Дома Бэнр и хорошо заплатила Верховной Матери Биртин за работу, она не имела никакого права разговаривать с главой одного из правящих Домов в подобном тоне.
Но гневное выражение слетело с лица Биртин, когда она обернулась к Минолин Фей. Жрица с беспомощным видом кивнула.
– Ах, я вижу, что вам нужно о многом поговорить, матушка, – дразнящим тоном произнесла Ивоннель. – И бабушка.
Она щелкнула по краю картины и со смехом удалилась. Девушка даже не взглянула
Минолин Фей пристально смотрела на картину, чувствуя на себе суровый взгляд Верховной Матери Биртин. Возможно, ей следовало предупредить мать заранее, чтобы та знала, кем на самом деле является Ивоннель и как с ней нужно разговаривать.
В любом случае, настал момент давать объяснения, но даже эта необходимость не могла заставить женщину оторваться от созерцания картины. За свою жизнь ей приходилось видеть многие работы Верховной Матери Биртин, и разница между портретом и реальной Ивоннель казалась ей разительной. Даже прическа у девушки на портрете была совершенно иной. И груди были другими, не такими тяжелыми, какими их нарисовала Биртин.
Минолин Фей провела руками по лицу, запустила пальцы в белые волосы, будучи не в силах понять, что происходит. Собственно, она не понимала практически ничего из того, что касалось ее странной дочери.
– А я уже начала опасаться, что ты забыл нанести мне визит вежливости и отправился своей дорогой, – заявила Кэтти-бри, когда Джарлакс наконец нашел ее в палатке рядом с руинами Главной башни тайного знания. В ее голосе легко читалось напряжение: казалось, она намеренно хотела напомнить Джарлаксу, что не очень им довольна, ведь именно он уговорил ее мужа вернуться в родной город.
– Мои помощники собирают припасы в дорогу. Путь нам предстоит неблизкий, а в пещерах небезопасно искать воду и пищу. – Джарлакс подмигнул и улыбнулся, но женщина не обратила на это внимания. Дроу лишь пожал плечами и положил на стол перед Кэтти-бри пачку пергаментов и несколько футляров со свитками. – Громф перевел упоминания о башне, встречающиеся в летописях Иллуска, чтобы ты смогла быстрее их прочесть, – объяснил он.
– Как это великодушно с его стороны, – саркастически заметила женщина. – Видимо, он считает, что мне недоступны такие элементарные заклинания, как перевод текста.
– Я вижу, ты разгневана, и прошу меня извинить. – С этими словами Джарлакс изящно поклонился.
– Ты не имеешь никакого права требовать этого от Дзирта.
Джарлакс отпрянул в некотором смятении, а подобная реакция была необычной для наемника, который всегда предугадывал действия и слова собеседника.
– Оглядись вокруг, – ответил он. – Неужели ты думаешь, что все это получилось лишь благодаря везению? Или какой-то внезапной прихоти богов? Эти пергаменты у тебя на столе – неужели ты не понимаешь, какие усилия мне пришлось приложить, чтобы отыскать и расшифровать их?
– Да, я понимаю…
– Я привел к тебе архимага Громфа! – перебил ее Джарлакс. – Архимага Мензоберранзана, величайшего мага-дроу на всем Фаэруне! Который может уничтожить меня одним щелчком. Ты ничего не понимаешь, добрая госпожа. О, конечно же, ты в общих чертах представляешь то, что я совершил, но тебе неведомо, на какой риск мне пришлось пойти.
– И моему мужу пришлось пойти на риск!
– Да, и тебе тоже! Ты хочешь обезопасить Гаунтлгрим? Если да, то это единственный путь. И задача эта будет нелегкой для всех нас. Да, я понимаю, в какой ужас приводит тебя мысль о возвращении Дзирта в Мензоберранзан. Но поверь мне, Кэтти-бри, твой путь не менее опасен, да и мой тоже. Победа, которую мы одержали, захватив город дворфов, возможно, окажется самым незначительным из наших достижений.