Маэстро
Шрифт:
Джузеппе отложил перо и откинулся в кресле. Моргание отказывающейся гореть ровно свечи, мерный стук метронома на столе и тишина. Тишина, которая давила на виски. От нее звенело в ушах. Верди потер уставшие глаза, встал, потянулся, подошел к окну. Улица была пуста, небо затянуто густыми низкими тучами. Какое-то время он мрачно, задумчиво смотрел в окно. Потом вздохнул, подошел обратно к столу, разорвал только что написанное им письмо, швырнул его в мусор, выключил метроном, задул свечу и отправился спать.
Джузеппина действительно со дня их последней
Первые месяцы Верди писал часто, потом все реже. Сегодня маэстро и вовсе решил больше своей бывшей возлюбленной ничего не отсылать. Сколько можно перечитывать одну и ту же главу!? Пришло время двигаться дальше.
Джузеппе вошел в темную спальню, разделся, сел на кровать. Мучительная усталость чугуном давила на лоб и сковывала болью поясницу, но забраться под одеяло означало бы начало очередного многочасового мытарства в безуспешных попытках уснуть. Эту ночную возню на простыне маэстро ненавидел всей душой. Она изнуряла куда больше, чем непрестанная дневная суета. Опершись ладонями о край матраса, он смотрел на мутно-серый квадрат окна, что тускло светился на черной стене.
Париж и Вена рукоплескали «Эрнани». В неаполитанском Сан-Карло успела отгреметь литаврами и отгудеть тромбонами «Альзира» Вольтера. Ликующие зрители вызывали маэстро Верди на сцену больше тридцати раз. Джузеппе вернулся из Неаполя в Милан несколько дней назад. До выполнения обязательств по соглашению с Мадзини оставались еще «Аттила», с которой предстояло снова отправиться в венецианский Ла Фениче, и запланированный на весну будущего года во флорентийском Театро делла Пергола шекспировский «Макбет».
К тому же, Джузеппе зачем-то согласился на новую оперу для Лондонского королевского театра. Гонорар был баснословный, но на решение скорее повлияло желание поднять свое знамя над каждым бастионом, взятым когда-то маэстро Россини. Многие уже утверждали, что слава Верди затмила несравненного любителя кулинарии. Мысль эту идею постулировать была чересчур приятной, чтобы ее отвергать. Теперь до конца месяца предстояло согласовать сюжет и либреттиста еще одной постановки. Даже приблизительных представлений ни по первому, ни по второму пункту пока не было.
Предприимчивые, но недалекие энтузиасты Буссето загорелись идеей построить в родном городе театр имени Джузеппе Верди, водрузив бюст композитора у входа в заведение. В расчете на солидную финансовую поддержку
Шествия с уличными органами под напевы из опер Верди уже походили на массовые митинги. Вмешательства австрийской полиции мгновенно приводили к потасовкам, в которых зачастую было не ясно, кто победит. Воодушевленных музыкой маэстро людей ломали прикладами и избивали сапогами. Джузеппе долго успокаивал себя размышлениями о благородстве цели, однако и эта цель оказалась бутафорией.
Вчера выйдя из дома и уже почти сев в карету, маэстро увидел очередную, в последнее время их было множество, листовку движения сопротивления. На застрявшем меж камней мостовой трепетно подрагивающем листе бумаги красовался отпечатанный жирными черными буквами призыв:
«Да здравствует соединенное Королевство Италия! Освободим нашу землю от захватчиков!»
Королевство Италии. Мадзини и союзники передумали бороться за свободу нации и объединение земель под республиканским правлением. Теперь итальянцам продавали лишь идею смены правителя под соусом воссоединения страны и народа. В сердцах Верди вмял каблуком ни в чем не повинную бумагу в брусчатку и, сев в ждавший его экипаж, с такой силой захлопнул за собой дверь, что кучер подскочил на козлах словно испуганный кот.
Воспоминание об этом опять отозвалось резью в желудке. Джузеппе сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, пытаясь вместе с воздухом избавиться и от разъедавшей его изнутри изжоги.
«Как же все надоело…» – подумал он. Еще и тело упрямо отказывалось исправно служить. Поочередно или сразу вместе мучали боли в горле, мигрень, гастрит, прострелы в пояснице и несварение желудка. Два курса кровопусканий, хитроумные травяные настои, снадобья, пилюли. Ничего не помогало. Молодость маэстро провел в боях с душевной болью, в зрелости его побеждала боль физическая.
Джузеппе еще долго неподвижно сидел на кровати, слушая поток безрадостных мыслей и пытаясь, ничего не упуская, составить график дел на ближайшие дни. Молчание ночи нарушили мерзкие пронзительные вопли кошачьей схватки. Вздрогнув от неожиданности и моментально поплатившись за это очередным приступом в спине, Джузеппе громко чертыхнулся и схватился за поясницу. Он медленно встал, подошел к окну, выглянул на улицу.
Ритмичная трескотня сверчка, мерный звон падающих из водосточной трубы в лужу капель, стук борющихся с ветром ветвей ясеня о крышу соседнего дома, еле слышный женский голос, поющий колыбельную своему малышу и удаляющиеся вопли котов-воителей… Нет, музыки в этом не было совсем.