Маэстро
Шрифт:
Жрицы выпускали эти маленькие заряды слишком часто, слишком часто, чтобы действительно произносить заклинания. Скорее всего, у них были магические предметы для легкого доступа к двеомеру. Такие, как кольца или палочки.
Или, что вероятнее, подумал Брелин, жестокие Меларны построили это место пыток прямо в их часовне, разместив магические строения на сторожевых постах.
Руководствуясь простым любопытством и желанием отвлечься, он хотел посмотреть на своих мучителей. Но каждый раз, когда его взгляд отвлекался от призрачного образа
Брелин был не слишком знаком с семьей Меларнов в дни, проведенные в Мензоберранзане. Как и каждый мужчина, не принадлежавший к Меларнам, он не хотел иметь ничего общего с фанатиками Ллос. Они были слишком жестоки, даже по меркам дроу.
И они любили мерзких драуков, превратив в восьминогих мерзостей больше дроу, чем любой Дом в Мензоберранзане — чем десяток любых Домов в Мензоберранзане.
Брелин поморщился.
— Если ты примешь меня, я буду рад послужить Дому Меларн, — ответил он. — Я счастлив вернуться в Мензоберран…
Он задохнулся, тяжело застонав, когда жрица жестоко ударила его кнутом. Змееголовая плеть вылетела вперед, прочерчивая длинные полосы на его коже. Новая боль пронзила тело Брелина, такая сильная, что он едва заметил очередные удары молний, опаливших запястья.
— Ну, хоть постарайся быть умным, — заметила Жиндия Меларн. — Как думаешь, приму ли я твою верность? Как думаешь, буду ли я такой дурой, чтобы позволить одному из лакеев Джарлаксла оказаться в моих рядах? Да еще еретику?
— Я не еретик, — удалось выплюнуть Брелину прежде, чем его снова накрыли удары плети.
Едва оставаясь в сознании, теряя чувство времени и расстояния из-за жжения, боли и дикой агонии, Брелин с удивлением обнаружил, что Матрона Мать Жиндия стоит прямо перед ним, поднимая его голову так, чтобы заглянуть в глаза.
— И просто мужчина? — добавила она со злым смехом.
Плюнув ему в лицо, женщина повернулась прочь.
— Превратить его в солдата армии Госпожи Ллос, — велела она, и Брелин понял, что обречен.
— Я не понимаю, — сказала Матрона Мать Бэнр, когда Минолин Фей проводила их с Сос’Ампту в комнаты Ивоннель. По приказу Квентл иллитид Метил пошел с ними.
Вдоль левой стены выстроилась новая конструкция — серия из десяти уютных кабинок, каждая — размером с комфортабельное рабочее место, достаточно больших, чтобы один человек мог сидеть в них. Они были сконструированы таким образом, что сидящий внутри мог видеть комнату, но не мог видеть своих соседей.
В каждом из них теперь стояло по мольберту, повернутому в центр комнаты. На холстах были изображены разные женщины дроу, обнаженные, с жемчужным пояском и кисточкой из драгоценных камней, замерших в одной позе.
— Все они были нарисованы в одно и то же время, — объяснила
— Интерпретация, — заметила Сос’Ампту.
— Нет! — объяснила Минолин. — Им было сказано рисовать её точно. Их предупреждали ничего не менять.
На лице Квентл застыло странное выражение. Она перевела взгляд с картин на пустой диван, воображая, как Ивоннель сидит в изображенной позе, а затем снова вернулась к созерцанию мольбертов. Некоторые из них были очень похожи, но все равно не несли абсолютного сходства. Часто они были слишком различны, чтобы списать это на простую неточность. Волосы Ивоннель на картинах были белыми, розовыми, синими — обрезанными по-разному, и, зачастую, абсолютно отличны от остальных вариантов.
То же самое можно было сказать о волосах на её лобке!
— Матрона Мать Биртин сделала одиннадцатую картину, с той же самой моделью, по тем же требованиям, — продолжала Минолин.
— Тогда, конечно, это просто авторская стилизация, — сказала Сос’Ампту, но Квентл прервала её.
— Художники видели работы других, когда рисовали? — спросила матрона мать.
— Нет.
— А потом, когда они закончили? Они сравнивали портреты?
— Нет, — ответила Минолин Фей. — Они закончили и ушли.
— И каждого из них Ивоннель поздравила, и каждый считал, что его или её картина — совершенство, — рассуждала Квентл, кивая на каждом слове и начиная понимать.
— Как и мою мать, — сказала Минолин Фей. — Идеальное изображение модели.
— Чья картина — тоже её личное видение молодой… женщины.
Сос’Ампту недоуменно посмотрела на Квентл.
— Как думаешь, какая больше всего похожа на Ивоннель? — спросила её Квентл.
Хозяйка Арх-Тинилита быстро изучила портреты, а затем указала на третий с конца.
Квентл посмотрела на Минолин Фей, которая ткнула на ближайшую картину, ловя любопытный взгляд Сос’Ампту.
— Когда мы смотрим на Ивоннель, мы видим не одну и ту же личность, — пояснила матрона мать.
— Каждый из нас видит свою собственную версию её, — заметила Минолин, кивая самой себе.
— И неужели она не входит в число самых красивых, привлекательных женщин, виденных тобой? — спросила Квентл.
— Самых обезоруживающе прекрасных, — добавила Минолин.
— Она зачарована, — бросила Сос’Ампту. — Облачена в обман.
— В иллюзию, — добавила Минолин.
— Это все она, — сказала матрона мать, и её тон был полон восхищения. Она даже слегка усмехнулась. — Она позволяет каждому из нас рисовать свой совершенный образ и потому получает преимущества. Не труднее ли пытать прекрасных заключенных? Разве мы не внимательнее прислушиваемся к тем, кого считаем привлекательными? Разве мы не рассчитываем на свою красоту, стремясь добиться желаемого?
— Если только мы не знаем истинных целей и намерений нашей красавицы, — ответила Сос’Ампту, чей тон был куда менее восхищенным