Мафия
Шрифт:
Но оно стремительно отдалялось. Чикуров, не останавливаясь, выхватил пистолет, с которым в последнее время не расставался по настоянию Латыниса. Выстрелы разорвали тишину захолустного городка. Попал он в машину с третьего раза. Скат лопнул, машина завиляла, выехала на тротуар и уткнулась в стену длинного одноэтажного здания. Из такси выскочил шофер и Генрих Довжук с пистолетом в руке.
— Ставь запаску! Живо! — приказал Довжук водителю, на миг нырнул в «Волгу» и вытащил Лауру, которая была ни жива ни мертва от страха. Поставив ее впереди себя, он присел, спрятавшись
Перепуганный шофер спешно вытащил домкрат, торцовый ключ и стал лихорадочно приподнимать машину.
— Чикуров, стой! — крикнул Довжук. — А не то… Игорь Андреевич остановился.
— Приблизишься хоть на метр, размозжу девчонке череп! — орал сын Серафимы Игнатьевны.
«А ведь и впрямь выстрелит, — промелькнуло в голове Чикурова. — Если уж родную мать угрохал…»
— Ну, шевелись! — прикрикнул Довжук на таксиста, отвинчивающего пробитое колесо, и выругался в три этажа.
Тот заработал еще быстрее.
— Не дури, отпусти девочку, — стараясь быть спокойным, произнес Чикуров, чувствуя, как по его спине струится пот. — Детей убивают только нелюди… Уж лучше стреляй в меня.
— Успею. Даже не представляешь, с каким удовольствием я разрядил бы в тебя, сволочь, всю обойму, — со злорадным сладострастием проговорил Довжук. — Жалею, что не сделал этого в Южноморске.
Вдруг сзади Игоря Андреевича раздался звук тормозов. Он оглянулся. Из остановившейся черной «Волги» выскочили три человека: Ольга Арчиловна Дагурова, ее муж Виталий и незнакомый Чикурову мужчина.
Это был старший оперуполномоченный МВД СССР Колосов.
— Лаурочка, доченька! — бросилась к испуганному ребенку мать.
— Предупреждаю, Дагурова: еще один шаг — и пристрелю твою дочь!
Ольга Арчиловна, словно споткнувшись обо что-то, замерла, поняв весь ужас происходящего. Колосов остановился тоже. И только Виталий Сергеевич продолжал бежать к дочери.
— Убью! Убью! — прохрипел Довжук. — Патронов на всех хватит! — его глаза лихорадочно метались. Видя, что Дагуров не обращает внимания на предупреждение, он что есть силы заорал: — Что, гад, жизнь надоела?! Первым пришью!..
И, отведя пистолет от затылка девочки, Довжук направил его на отца…
В этот момент таксист, поднявший скат, чтобы положить в багажник, вдруг резко повернувшись, с силой опустил его на голову Довжука. Падая, тот все же успел выстрелить. В мгновение ока возле него оказался Колосов, выбил ногой оружие и навалился всем телом.
Игорь Андреевич подхватил обмякшую Ольгу Арчиловну.
Виталий Сергеевич опустился на колени — пуля пробила ему бок. Но он ничего не замечал, прижимая подбежавшую дочь, покрывая поцелуями ее глаза, щеки, волосы.
«Михаил Пришвин» пришвартовался в Новом порту Палермо около полудня. Столица Сицилии встретила советских туристов ярким солнцем и безоблачным небом. Легкий бриз шевелил кроны пальм на берегу. Пассажиры стали спускаться по трапу. Среди них — Савельева и Киреев. На Капитолине Алексеевне было легкое платье, танкетки на толстенной подошве и летняя
— А знаете, — обратилась к Савельевой полная дама с огромной сумкой в руках — я решила брать только колготки…
— Ваше дело, — вежливо отозвалась Капочка.
— Рекомендую черные, — продолжала настойчивая туристка. — Крик моды! Я слышала, здесь на дешевых распродажах можно купить пару всего за тысячу лир.
— Извините, — начала раздражаться Савельева, — но это меня не интересует.
— А может, лучше отовариться часами? — маялась сомнениями докучливая туристка. — Моя подруга привезла несколько сотен. Тут стоят гроши, а у нас…
— Господи! — не выдержала Капочка. — Неужели вам не стыдно позорить нашу страну? Здесь столько прекрасных музеев, соборов, памятников, а у вас на уме только шмотки!..
Меркантильная дама фыркнула и полезла в автобус.
Савельева и Киреев демонстративно сели в другой. Колесили по городу минут сорок. Осмотрели массу достопримечательностей, посетили несколько сувенирных магазинов, в том числе и лавочку, где монахини продавали свечи, крестики, иконы и другую церковную утварь. Когда подъехали к старинному храму и советские граждане ступили под его величественные своды, Савельева шепнула Кирееву:
— Самый раз.
Они незаметно вышли из церкви и углубились в лабиринт палермских улочек.
— Ну вот, Донат, — сказала Капитолина Алексеевна, останавливаясь и переводя дух, — мосты, как говорится, сожжены…
— О чем ты? — дрогнувшим голосом произнес Киреев.
— О том — назад пути нет.
— Капочка, дорогая… — умоляюще посмотрел на нее Донат Максимович. — А может, отдадим товар и…
— Домой захотелось? — усмехнулась Савельева.
— Понимаешь, дочь, Настенька… — Киреев осекся под суровым взглядом сердечной подруги и робко закончил: — Они ведь нам не помеха. Да и с долларами, которые привезем, можно жить там не хуже, чем… — Он обвел рукой вокруг.
— Дон, опомнись! О чем ты говоришь! — вознесла очи к небу Савельева. — Не успеешь ступить на родную землю, как на твои белые ручки наденут браслетики. Совсем, совсем другие, — кивнула она на серебряную цепочку, болтающуюся на его запястье.
— Не пори чушь! — зло прошипел Донат Максимович. — Сама могла убедиться: Киреев — крепкий орешек… Откуда у тебя такие мрачные мысли? Вот увидишь, вернемся и…
— Пойми, то, что ты избежал сумки [1] , — перебила его Савельева, — был последний твой фарт. Дагурова и Латынис обложили нас со всех сторон.
1
Сумка — место заключения (воровской жаргон).