Маг с изъяном
Шрифт:
– Недурно, совсем недурно! – воскликнул караванщик, утирая слезы, выступившие от смеха. – Да ты настоящий комедиант! Смотрел на тебя, так и представлял беременную девицу, жалующуюся матери! Ну, уморил!
– Это ты уморил парня, – улыбнулась Гатруза, – глянь, как он смотрит на пирожки. Голодный, да? На-ка, поешь. Музицирование отнимает много сил, как и любовь. Надо хорошо кушать, вон какой худенький! Чего, мама тебя не кормила? Кушай, кушай! Вот возьми. – Женщина налила большую глиняную кружку из кувшина.
Илар почувствовал запах сока и с наслаждением отхлебнул, горло и правда пересохло.
– Вот так… ешь, ешь… –
– Да ну тебя! – фыркнул караванщик. – Бабские сопли! На хрен твои слезы, нытье! Веселое надо! Про Курта-жестянщика, забравшегося к соседке и настигнутого мужем! Знаешь? Ага. И про Шастуна, которого полюбила принцесса и держала его как собачку под кроватью! Тоже знаешь? Ну, молодец! Чувствую, дорога до столицы не будет скучной!
– Не загоняй парня-то, – укоризненно покачала головой Гатруза. – Петь на жаре не очень-то приятно. Пусть отдыхает, а вечером нам споет.
– Еще пару песен, и все! – заупрямился Юстан. – Скучища ведь, дорога! Поел? Давай-ка пару песен забрякай, и тогда иди к себе в фургон. Будешь жить в первом фургоне. На стоянках можешь подрабатывать в трактире – я же понимаю, ты музыкант, это твоя работа. Но и нас не забывай, хорошо?
– Хорошо, – благодарно улыбнулся и кивнул Илар, налаживая далир, – я очень вам благодарен, уважаемый господин!
– Уважаемый господин! Хо-хо-хо! Я же говорю, парень воспитанный! Не из благородных ли, а? Из дома небось сбежал? На поиски приключений? Да ладно, ладно – не спрашиваю, твое дело. Я сам когда-то сбежал от отца, богатого купца. Бродил по свету, пока не понял, какой я дурак, и не принял у него дело.
– А сейчас чего бродишь по свету? – хихикнула жена. – Так и остался дураком? Может, хватит считать придорожные столбы по всей империи? И возраст уже…
– Дура! – рассердился караванщик. – Какой еще возраст?! Ты чего несешь своим поганым женским языком?! Мне пока еще десяток таких, как ты, надо, чтобы мой петушок наконец успокоился и уснул! И язык-то повернулся, глупая баба!
– Жила принцесса розовощекая, длина ее ног восхищала мир! – поспешно заиграл и запел Илар, гася начинающуюся свару.
Караванщик сразу притих, расслабился и только иногда сердито взглядывал на иронически улыбавшуюся жену, не скрывавшую, что не боится крутого нрава мужа. Похоже, что для них такие стычки были не впервой, и Гатруза прекрасно умела ладить со строптивым муженьком.
К постоялому двору караван прибыл под вечер, когда солнце висело еще довольно высоко над линией горизонта. Фургоны медленно втянулись на огромный двор, огороженный забором, выстроились плотным квадратом, возничие распрягали лошадей, переругиваясь – не от злобы, а больше для развлечения; известно, что соленое слово бодрит, не дает заснуть организму, склонному к безделью и праздности. Больше всего ругался караванщик, фургон которого расположился в центре квадрата из десяти фургонов, он виртуозно управлялся с различными описаниями извращенной половой жизни своих подчиненных, на что те похохатывали и беззлобно отругивались, уважительно называя караванщика «Мастер».
Илар слушал этот шум и был немного растерян; он, никогда не выезжавший из городка, был, как говорится, не в своем кресле. Суета, беготня, десятки незнакомых лиц, и он, парнишка,
Потом все потянулись в трактир, оставив вокруг повозок охранников, своими скучными лицами выражающих недовольство судьбой и подозрение в том, что их надули и всегда надувают, не зря же они чаще других стоят в карауле, пока остальные выпивают, жрут и тискают девок. Все эти подозрения были, конечно, полной ерундой, дежурство охранников шло по очереди, установленной начальником охраны, но такова натура служивых, вечно жалующихся на судьбу и ругающих начальство.
Человек сам по себе нытик, говорил отец Илара, и, если над ним нет никого из начальства, он все равно найдет виновного в своих неприятностях – например, богов, желающих именно ему подстроить каверзу, вместо того чтобы искать причину в себе самом.
Тут Илар с ним не был согласен; в чем его вина, если проклятый старик ухватил своей костлявой рукой, приманив колдовством?
В глубине души Илар понимал, что сам виноват – нечего было сбегать из дома и лезть в повозку непонятно к кому, но он подавлял эти предательские мысли, подло пробирающиеся в сознание окольными путями.
Трактир постоялого двора был огромен, Илар в таком никогда не бывал. В городке был постоялый двор, но парень никогда туда не ходил. Горожане обычно сидели в небольшом трактире «Синий топор», сравнительно тихом, местечковом, не представляющем собой ничего особенного, – стойка, столики, отдельные кабинеты для парочек, желающих уединиться. Здесь частенько сидела молодежь и мастеровые – плотники, мебельщики. Золотоискатели и лесорубы предпочитали ходить в другой трактир, такой, как этот, – шумный, большой, суматошный и агрессивный. Подраться с возничими, с приезжими – что может быть веселее в глухой скуке провинциального городка? Притом человеку-провинциалу кажется, что если он пообщается с проезжающими мимо путешественниками, послушает новости и небылицы, то вроде как приобщится к жизни большого мира и жизнь покажется не такой тусклой и неудавшейся.
Трактир «Сломанная повозка» предоставлял все возможные услуги – от простого сытного угощения до бани и девушек, густой разноцветной стайкой снующих между столиками и нарочито призывно виляющих задами. Зады были на все вкусы – от худенькой, почти мальчишеской попки до необъятной, напоминающей лошадиный круп, задницы.
Илар испытывал брезгливое чувство к этим девушкам и дамам, раскрашенным прихотливо и ярко. Еще с детства отец и мать, отбросив предрассудки, внедрили в его голову мысль о том, что все эти продажные девицы – суть источник заразы и всевозможных неприятностей, от финансовых потерь до смерти, настигающей в результате перерезания горла глупого клиента, уснувшего возле хитрой и жадной девки.
Вообще-то среди продажных девок были вполне миленькие и даже красивые особи, многие – возраста Илара и моложе, но все равно на лицах девушек отражался их образ жизни, скрываемый большим количеством румян и белил. Нет, они не для него, давно решил Илар, и, если уж сильно хочется, вполне можно обойтись и собственными силами…
Несмотря на такие праведные умозаключения, зады девиц все-таки притягивали взгляд парня, и, когда он в компании стражников уселся в углу трактира, положив далир на подоконник широкого окна, Биргаз с усмешкой заметил, глядя на задумчивого Илара: