Маг с привидениями

Сташеф Кристофер Зухер

Но видимо, неожиданности не должны были последовать немедленно. По залу вдруг пронесся ропот. Все завертелись, принялись выспрашивать, в чем дело.

Возница вытянул шею и спросил у крестьянина, сидевшего за соседним столом:

— Что такое стряслось?

— Менестрель! — отозвался тот. — Он только что сказал, что принцесса Розамунда исчезла из поместья, где ее заточил король!

— Менестрель? А он споет про это?

— Надо же человеку перекусить с дороги! Ага! Кажись, он последний кусок проглотил.

Менестрель вышел на свободное пространство у очага и поднял к груди лютню. Когда он принялся ее настраивать, бохан, уже было направившийся к двери, развернулся и прислушался. Струны лютни звучали все громче,

и публика мало-помалу затихала. Бохи уселся у стены.

Менестрель запел:

Королева ПетрониллаКак-то раз занемогла.За священником в МеровенсСкорохода послала.А король Драстэн, не медля,Звать придворных приказал,А когда они сбежались,За лорд-маршалом послал.

Затем менестрель запел более высоким голосом, подражая голосу короля Драстэна:

Надевайте-ка сутану,Я в другую облачусьИ под видом францисканцаК королеве я явлюсь.

После этого куплета женщины возмущенно вскричали, а мужчины неодобрительно забормотали. Похоже, все считали, что выслушивать исповедь, не будучи священником, — это очень дурно.

«Это грех, — сказал лорд маршал, —На такое не решусь,Я в обличий монахаК королеве не явлюсь».

Этот куплет был исполнен баритоном — видимо, менестрель пробовал подражать голосу лорда маршала.

Публика встретила благородный отказ лорда-маршала одобрительным гулом. Истинный рыцарь и здесь остался истинным рыцарем. Менестрель снова запел более пискляво:

А король: «Клянусь державойИ короной золотой —Что мне скажет Петронилла,Все останется со мной!»

— Стало быть — никаких свидетельств, — шепнул Мэт сэру Оризану. Рыцарь сначала изумленно вздернул брови, но затем понимающе кивнул.

Менестрель продолжал распевать:

И, в сутаны обрядившись,Чтоб сыграть монахов роль,К королеве потащилисьНаш лорд маршал и король.Их встречают честь по чести —Свечи, хор, колокола.Слабо голову

с подушкиКоролева подняла.«Отвечайте, вы явилисьИз Меровенса ко мне?Если ж нет — то вас повесятПрямо в замке, на стене!»

— У вас действительно так любят всех подряд вешать? — спросил Мэт у сержанта Брока.

— Это менестрели только наговаривают, — буркнул в ответ сержант, но вид у него при всем том был какой-то не очень уверенный.

«Мы в Меровенсе служили,Ваш услышали приказ,И по морю к вам приплыли,Дабы исповедать вас».

Менестрель запел совсем тоненьким голоском:

«Что ж, — сказала королева, —Был со мной такой грешок...»

Каким бы возмутительным ни казалось завсегдатаям кабачка содержание баллады, все, как один, вытянули шеи в ожидании сплетни, которую готов был выложить менестрель Интуиция подсказала Мэту, что стоит взглянуть на бохана. Тот замысловато покрутил пальцами около губ и послал менестрелю воздушный поцелуй. Мэт с замиранием сердца приготовился слушать следующие строки:

«Королю я изменилаС лордом маршалом разок».

Зал загомонил. Большинство слушателей были возмущены столь нелепым обвинением по адресу королевы и маршала, и все же на некоторых физиономиях отразились сомнения. Менестрель и сам был явно обескуражен сорвавшимися с его губ словами, но губы его продолжали двигаться как бы сами по себе.

Мэт взглянул на бохана. Тот довольно ухмылялся. Трудно было понять, чем это все закончится, но на всякий случай приготовился к худшему.

Менестрель запел голосом короля Драстэна:

«Грех тяжел, — король промолвил, —Пусть Господь тебя простит».«Амен», — молвил тут лорд-маршал,Побледнел, но все ж стоит.«А еще я согрешила, —Петронилла говорит, —Розамунду отравила,И она мертва лежит».

Публика просто взревела от возмущения. Менестрель в ужасе прикрыл рот ладонью. Люди повскакали на ноги, начали размахивать руками, грозить певцу кулаками. Однако тот, судя по всему, не раз бывал в переделках и понял, что должен каким-то образом вновь овладеть аудиторией. Он наигрывал мелодию, пока публика немного не успокоилась, а потом, перекричав общий гам, проорал:

— Я пою только о том, что слышал, люди добрые! Но если это для вас так оскорбительно... — Он прервал игру и забросил лютню за спину.