Маг в законе. Том 2
Шрифт:
Все уже были там. При входе Федора воцарилась неожиданная, резкая, будто удар бича, тишина, как бывает при появлении человека, о котором только что говорили. "Почему не я? почему?!" – заикнулась было в этой тишине Акулина, жена любимая, не успев вовремя оборвать вопль протеста; вопрос повис в воздухе, сгустился огромным вопросительным знаком и растаял без следа.
– Потому, – буркнул Федор, поправляя на плече двустволку и не особо вникая в смысл жениного заявления.
Шагнул с порога.
И увидел Рашель.
Княгиня
Замерла поперек движения, фея-крестная.
Сейчас примется башмачки терять.
– Вот, – с трудом преодолевая тишину, внезапно загустевшую и оттого неподатливую, сказала Рашель. – Вот, я принесла. Отец Георгий, вы не подскажете, что подойдет лучше?
Священник приблизился; взял шкатулку из рук Княгини, поставил перед собой. Откинул перламутровую крышку, долго смотрел внутрь, низко наклонясь. Наконец достал что-то маленькое, поднес вплотную к глазам – так делают близорукие люди.
– Я полагаю, это. Но учтите, я могу ошибаться. И в любом случае, вашим рубинам больше не доведется привлекать ничьи взгляды. Если, конечно, вы поверили мне…
И он туда же! Федор просто нутром чуял, как отец Георгий перебирает имена Рашели, коих много накопилось за последние годы. Перебирает, словно дребедень в шкатулке, и наконец уверенно берет единственно нужное. Старое, известное прозвище:
– Если, конечно, вы поверили мне, Княгиня.
– Поверила, Гоша, – ласково отозвалась Рашель. – Поверила. Хотя я всегда считала, что Фира-Кокотка шутила, когда в Амстердаме говорила мне примерно о том же… даже проверять ни разу не пыталась!.. я глупая, да?
– Нет, – очень серьезно ответил отец Георгий.
И повернулся к Федору:
– Ради всего святого, прошу меня простить, Федор Федорович!.. Поймите, нам очень нужно знать… а кроме вас…
– Кроме него – я! я!!! – мигом встряла Акулина, но Рашель оборвала ее, недвусмысленно указав на Акулькин живот. Ты еще, дескать! сиди и не рыпайся!
– Кроме вас, нет никого подходящего. У Княгини – пауза, Друц… ну, сами понимаете. Я «стряпчий», это мне поперек масти, особенно без заказа… Сенька-Крест – в прошлом «фортач», Десятка, как и я, ему руки удлинять или там гутапперчевым делаться… А по "видоцкой части" он профан. Значит, остаетесь вы.
Федор, не отвечая, прошел к окну. Распахнул створки наружу. Снял с плеча ружье, положил на подоконник.
Шум за холмами до сих пор не сдвинулся с места. Но стал отчетливей, выше тоном; заколебался в сыром, осеннем воздухе, словно всерьез раздумывая: не пора ли?
Почему они медлят? Сколько времени тянется это безобразие ожидания: двадцать пять минут? полчаса?
Скорее
– Что вы там выбрали, отец Георгий? – тихо спросил Федор.
– Вот… – словно пытаясь уподобиться Княгине, повторил священник. Приблизясь, протянул узкую, девичью ладонь. На ладони лежал рубиновый набор: серьги и кольцо. – Мне кажется, этого вам должно хватить. Нам еще повезло, что у Княгини в ее спальне… прошу прощения за бестактность!..
– Хорошо. Попробую увидеть. Батюшка, я вас очень прошу: возьмите графин, налейте воды куда-нибудь!
Если б еще знать, зачем ему понадобилась вода! прав был Дух: ничего своего, все чужое, дареное, краденое, из карманов вытащенное!.. Да, батюшка, давайте мне рубины, давайте, вот, я зажму их в кулаке, я зажал, держу…
– В тарелку? в тарелку сойдет?
– Что? Ах да, хорошо… пусть будет в тарелку.
Пока священник оборачивался и собирался направиться к буфету, черная тень метнулась из угла. Тетушка Хорешан, когда хотела, умела двигаться очень быстро. Миг – и тарелка, полная водой до сиреневого ободка по краю, уже стоит на столе рядом со шкатулкой.
Только тут Федор заметил, что из того же угла, с ногами забравшись в кресло, за их действиями с интересом наблюдает княжна Тамара. В ответ на его вопросительный взгляд священник лишь руками развел: а что я могу сделать? не уходят!
– Федор Федорович! – вдруг сказала Тамара, пристально глядя в его сторону, как если бы заметила что-то крайне любопытное. – А зачем вы этот колпак надели?
– К-какой к-колпак?
"Святые угодники! интересно, кто это из нас заикается?!" – обожгла неожиданная мысль.
Вторая мысль была еще неожиданней первой. Федор прозой баловался редко, все больше был по стихоплетной части (наследство?!), но ему подумалось: как же тяжело, наверное, описывать сцену, где присутствует так много персонажей! Внутренний взгляд еле-еле успевает бросаться от лица к лицу: Княгиня, Тамара, священник, Акулина, тетушка Хорешан… наконец, он сам, Федор Сохач… Впору радоваться, что Друц ускакал! На какие-то описания, подробности, пикантные мелочи просто не хватает времени, места, слов, потому что время обманчиво топчется на месте, готовое в любую минуту сорваться с этого места резвее скакуна на ипподроме… боже, какие глупые мысли порой лезут в голову, когда опасность уже стоит на пороге!
Это, скорее всего, по одной причине: отвык. Отвык от опасности. Все мы отвыкли. И до чего не хочется привыкать заново!..
– Какой колпак, Томочка?
– Синий, – как нечто само собой разумеющееся, уточнила княжна, безмятежно улыбаясь. – Синий-синий, будто небо в июле. И оторочка из облаков. А сверху – звездочка.
Оставив таинственный колпак на совести Тамары, Федор опустил указательный палец левой руки в налитую воду. Поболтал, слегка вспенивая. Плохо понимая смысл собственных действий, плюнул туда; и еще немного поболтал пальцем.