Магазин на перекрестке
Шрифт:
С тех пор века и годы
В жару и непогоду
По зову заклинания иду.
Причина — очень просто:
Я демон перекрестка,
Привратник на подстанции в аду.
«Мы работаем для вас 24 часа в сутки, 7 дней в неделю! У нас есть все!»
Тьфу ты, пакость какая.
Балансируя на древней, как мир, стремянке, я окунула тряпку в ведро и энергично завозила по яркой кричащей вывеске, пытаясь смыть грязь. Толку было мало, на оранжевую поверхность тут же оседала свежая пыль,
Мимо мчались на полном ходу машины, равнодушно минуя маленький одинокий магазинчик, сиротливо светящийся в темноте квадратами окон.
Уф, ну вот и все.
С чувством выполненного долга я слезла, выплеснула грязную воду под чахлую сосенку и побрела обратно за прилавок.
Поставила чайник, поправила перед зеркалом волосы; бесстрастное стекло отразило потертую жизнью бабу пятидесяти двух лет в синем рабочем халате с идиотской вышивкой: «Все для вас». Голову мою украшала копна секущихся коротких волос, нос картошкой смотрелся вполне органично на постаревшем, похожем на комок дрожжевого теста лице с изюминками глаз, и я порадовалась, что молодость уже давно прошла, и не нужно больше страдать из-за некрасивой внешности.
Опять же, не так страшно работать ночную смену в безлюдном месте, будь я помоложе да посимпатичнее, вряд ли бы согласилась куковать здесь, на пересечении оживленной трассы и небольшой дорожки, ведущей к моему селу, где клиент один — изголодавшийся по женскому вниманию шофер-дальнобойщик, а ближайшее жилье находится в десяти километрах, так что хоть голос себе сорви если что — никто не услышит.
А с работой у нас туго, хорошо хоть в магазин попала. Тут сухо, тепло и чисто, а то стоять бы мне на вокзале да продавать пирожки пассажирам проходящих мимо поездов, как большинству нашенских баб.
— А что, старушка из тебя миленькая, — сказала я своему отражению, достала помаду и намазюкала по губам кроваво-красной массой.
Вздохнула, налила чая и уставилась в окно, глядя на сверкающий поток машин.
Треньк!
О, а вот и клиент пришел. Я отставила чашку, поправила остатки волос на голове, обернулась — и оторопела.
В магазин не спеша волочился кто-то длинный, голый, лысый, покрытый серой чешуей, и — самое страшное — безголовый. Точнее, голова-то у него была, только нес он ее под мышкой, будто кочан капусты.
— Хозяйка — крикнула голова густым басом, — хозяйка!
Ноги подвели меня, я схватилась руками за прилавок и истошно заорала.
— Чего орешь? — мирно осведомилась голова и изобразила улыбку на тощем овальном лице. Улыбка получилась знатная — губы чудовища растянулись, обнажив треугольные мелкие зубы, кое-где обломанные и подгнивающие.
— Я… Я…
— Гусь есть? — деловито поинтересовалась голова.
— Г… Г… Гуу… Гусь?
— Гусь, — подтвердило неведомое создание. Непропорционально длинные руки его пришли в движение, вытянулись, подняли повыше голову, и последняя начала внимательно изучать витрины.
— Гуся нет! — выпалила я.
— Как нет? — искренне огорчился уродец и вытянул руки по-направлению ко мне, так что его поганая голова оказалась
— Все — есть, гуся — нет.
Уродец завопил со всей мочи:
— Гусь — все! Дай мне гуся! Плачу рубль серебряный! Дай мне гуся! Плачу рубль серебряный!
Я вцепилась в прилавок и завыла, как пожарная машина, сама от себя не ожидала, что могу так рыдать. Хоть я и старая, и страшная, и жизнь у меня никчемная, только сейчас этот уродец разозлится, и, не найдя гуся, прибьет меня к чертовой матери.
Внезапно вспомнилось мне, как мы с девчонками в детстве смородину в саду у бабки Нюры воровали, и Митька мой, ныне покойничек, как живой перед глазами встал, хоть и закладывал за воротник, а хороший мужик был, добрый, и дочка неблагодарная, что сбежала с первым же встречным мужиком в столицу и за пять лет ни разу даже не то что не приехала, а и письма не прислала… А вот теперь и смерть моя пришла.
Внезапно я разозлилась на себя — еще и не умерла, а уже разнюнилась. Всю жизнь нюней прожила, так хоть помру достойно.
— Гусь — не все! — я вытерла слезы и вскочила из-за прилавка, как будто меня на пружину посадили и рявкнула на незваного гостя со всей глотки, — гусь будет завтра. А ну-ка кончай верещать, вас тут много шляется, а я одна!
И тут случилось невероятное — голова заткнулась и с интересом поглядела мне в глаза.
Холодный, рыбий взгляд немигающих белесых глаз заставил меня содрогнуться, но я приказала себе стоять и встретить смерть лицом к лицу.
— Какой будет гусь? Мне живой нужен, — высказался страшный рот и чудовище замерло, ожидая ответа.
— Будет тебе живой, — кое-как совладав с собственным голосом и уже прикидывая, как бы у соседа Васильича украсть гуся, дабы выкупить собственную шкуру, гавкнула я и замахала руками, — а сейчас пошел, пошел отсюда, нечего мне клиентов распугивать, завтра приходи.
Как ни странно, жуткий гость удалился, не забыв прикрыть дверь согласно нацарапанному объявлению.
До утра меня трясло, не помог даже глоток конька из стоявшей в подсобке специальной антистрессовой бутылки. Запоздало вспоминались молитвы, какие-то обрывки рассказов о призраках и старый фильм, в котором главный герой мужественно сражался с распустившимся у него в магазине дьявольским цветком-монстром. Но дальше ночь пошла как обычно — остановилось несколько фур, водители которых хотели прикупить поесть и немного пива, да заехал таксист, в салоне которого обнаружилась целая компания пьяненьких мужичков, жаждущих продолжить веселье.
В девять утра, как по расписанию, прибыл хозяин магазина, толстый дядька с намечающейся лысиной и масляным взглядом. У нас с ним уговор — он днем торгует, а я — ночью.
— Ну как, Лидочка, наторговала что? — с порога спросил он и отправился снимать кассу, — а что это у тебя так грязно?
Я поглядела на пол — батюшки святы! Весь пол от входа до прилавка покрывал слой жирной серой грязи.
— А это пьяного тащили, уж он орал! В грязи весь был, я убрать не успела! — лихо соврала я и помчалась домой, покуда не упустила единственный ходящий тут по утрам старенький «пазик».