Магелланы с берегов Неженки

Данилов Владимир Михайлович

— Да это я стрелял! Каких-нибудь полчаса назад. Рябца высмотрел. Думаю, пусть старухе на варево будет, чтоб не зря ружье носить по лесу.

— А можно посмотреть? — вырвалось у Сашки.

Лесник прислонил к сосенке ружье, сбросил рюкзак и, развязав его, достал серую с небольшими оранжевыми бровями птицу.

— Вот бы нам!.. — в один голос воскликнули братья и, глянув друг на друга, потупились.

— Вы что, ребятки? — удивленно спросил Егорыч.

Мальчики смущенно заулыбались.

— А-а… понимаю, — подмигнул лесник. — Не иначе как вам из моей берданки пальнуть хочется. Это

можно, только когда к Ташканам подойдем. Не люблю я, ребята, без нужды в лесу палить. Да и лес лишнего шума не любит. Я вам по себе скажу: коль идешь лесом тихонько — и зверя увидишь и птицу. Они тебе все свои занятия, покажут. А с шумом да грохотом ничего дельного не приметишь. Так уж потерпите, ребятки, у околицы дам я вам по разочку к ружью приложиться. Там все одно шум да гам: машины да трактора тарахтят.

Братья снова переглянулись, словно спрашивая друг друга: радоваться ли им неожиданному предложению Егорыча или печалиться, что он их не так понял.

Павлик, глубоко вздохнув, протянул леснику рябчика. Но тут Сашка вдруг выпалил:

— Василий Егорыч, отдайте нам рябчика! Мы из него для школьного музея чучело сделаем… Нам бы только шкурку, а мясо мы вам принесем.

Павлик, слушая, как Сашка попрошайничает, готов был со стыда сквозь землю провалиться.

— Не слушайте вы его, Василий Егорович! — замахал руками Павлик.

— Отчего же нет? — удивленно переспросил лесник, и к великой Сашкиной радости сам же предложил: — Раз для такого доброго дела, отчего же… Берите рябца. Все едино с одного похлебки богатой не получится.

Сашка хотел было броситься к леснику за подарком, пока тот не передумал, но Павлик оттер его плечом подальше и незаметно для Василия Егоровича двинул брата кулаком в живот.

— А может, вам настоящее чучело справить? — продолжал лесник. — И верно. Чем птаху на перо обдирать да в подушку совать, пусть она честному народу послужит. Считайте, что уговор был. Через недельку вы этого рябца получите в лучшем виде. И не думайте, что у меня это не выйдет. В областном-то музее краеведческом глухарики да тетеря моей работы. Так что ждите, через недельку приду к вам в школу с подарком. Давно я у вас не бывал. А теперь, кстати, и дело есть важное. Вот и зайду.

— Какое дело, Василий Егорович? — спросил Павлик.

— Дело-то? Не простое, а государственное. Мне со всей школой разговор вести надо.

Лесник хитро прищурился и, наклонившись к самому уху Павлика, добавил:

— Хочу у вас лесу попросить… для внуков!

Братья недоуменно переглянулись, но расспрашивать не стали. «Уж раз Василий Егорович заговорил какими-то загадками, значит, допытываться неудобно», — рассудили они.

Лесник аккуратно подвернул головку птицы под крыло и спрятал рябчика в рюкзак.

И тут ребята заметили в рюкзаке у Василия Егоровича несколько сосновых веточек с заплесневелыми хвоинками.

— Зачем вы веток нарезали? — поинтересовался Павлик.

— Эх, ребятки, горе мне с этими лапками. Лет десять назад на этой горе лес пилили. Сосны тут стояли высоченные — все людям на дело пошли, срубили их. А потом так вышло, что молодь на вырубке не поднялась. То ли трава забила, то ли другая причина какая. Пришлось мне семена

самому на всей, вырубке высевать. Работа не тяжелая, да хлопотливая. Ну, за лето я справил дело. И, видать, ладно справил, потому как сосенки дружно в рост пошли. С той поры они у меня вроде детей малых — всегда под присмотром. Как иду в этот край с обходом, так и загляну проведать. Вот и сегодня, хоть и не по пути было, а не утерпел. И, видно, не зря сюда меня тянуло: беда какая-то с моими сосенками приключилась. Смотрите…

Егорыч вынул из рюкзака веточку и показал ее ребятам. Одни хвоинки на ветке были покрыты белесым налетом, другие — в еле заметных черных точках, третьи — совсем рыжие, сухие.

— Еще по осени проходил я этой вырубкой, все сосенки были зелены, — продолжал лесник. — А сейчас, какую ни возьми, — будто плесенью покрылись. Уму непостижимо: отчего это происходит. То ли землю проморозило до самых печенок, то ли червь какой корни погрыз. Беда да и только! Вот нарезал несколько веточек, чтоб в лесничестве показать. Люди там понимающие, должны определить что к чему.

Ребята вертели в руках веточку, рвали пожелтевшие хвоинки и даже нюхали, но сказать ничего не могли. Да и что скажешь, если сам лесник Василий Егорович не может понять, в чем тут дело. А уж он-то лес знает. Добрых три десятка лет лесником работает.

И все-таки мальчишкам искренне хотелось помочь леснику.

— Пашк, а что если мы Виктора Петровича спросим, отчего ветки порыжели? — прошептал Сашка, — Сегодня же сходим к нему и покажем. Давай?

— Верно! — согласился Павлик.

Мальчики взяли у Василия Егоровича сосновую веточку и спрятали в свой рюкзак.

Обратно возвращались по старой лыжне. Впереди, часто перебирая ногами, семенил Сашка, за ним широким накатом, не спеша, двигался Павлик. Василий Егорович шел последним.

Когда добрались до первого поворота лыжни, лесник предложил идти прямиком, разом срезав все петли, которые доставили братьям столько хлопот.

Не прошло и пяти минут, как Василий Егорович вывел ребят к тому месту, откуда началась их погоня.

— Так мы, оказывается, совсем рядом были! — удивился Сашка. — А я-то думал…

— Не зря же говорят: прямо — два, кругом — четыре, — ответил лесник. — За день-то по лесу иной раз столько напетляешь, что ежели старым следом домой добираться, так и к ночи не попадешь. Тут уж смекай, куда забрел да какой путь покороче.

Через полчаса лес поредел, и лыжники, вышли на опушку. За полем виднелись Ташканы. Над домами, переливаясь в лучах заходящего солнца, вились белые столбы дыма.

У околицы Василий Егорович остановился, снял свою берданку и, вытащив из патронташа патрон, спросил:

— Ну, кто первый?

Василий Егорович знал, где остановиться. Метрах в сорока от стрелков, словно мишени, торчали из-под снега два березовых пенька. Левый пенек взял для себя Сашка, а правый — Павлик. Гулкое эхо далеко разнесло звук выстрела. Как только прозвучал второй выстрел, мальчики со всех ног пустились к своим пенькам, считать дробины.

— Семнадцать! — радостно сообщил Сашка.

У Павлика было на четыре пробоины меньше.

— Хорошо бьет! — сказал Сашка, подходя к леснику.