Магическая сделка
Шрифт:
— С целью обвинить во всем драконов, — прошептала я.
— В чем именно? — не понял Ирэнарн.
— В том, что вы присвоили себе живые источники магии, поэтому количество магов среди людей стремительно уменьшается.
Несколько долгих мгновений Главнокомандующий молчал, затем с грустной усмешкой произнес:
— Проблема в том, что они живые, Милада. И как всякое живое существо, хотят не просто выживать, скрываясь в глухих лесах, а жить свободно и счастливо, не боясь за своих детей, не прячась, не теряя родных и близких. Мы не присваивали источники, источники просто перебрались
Он помолчал еще немного и добавил:
— Источник, в котором ты восстанавливалась, работает на Броню. Он стар, его жизненный цикл подходит к концу, и потому Онер помогает тем, кто обеспечивает охрану земли, на которой живут его близкие. И не только он. В последние годы источники прибывают все чаще, особенно после того, как последнее из их поселений эльфы расчленили на капли.
Я слушала, затаив дыхание, и даже не сразу провела параллель: «на капли» для источников — это примерно то же самое, что на части для людей… Они убили поселение источников!
— Последний из источников, находящихся вне Долины, питает храм Древуна. Полагаю, теперь ты знаешь причину, по которой я вмешался в военный конфликт.
Теперь знала…
— Эта девушка-маг сказала правду, — продолжил Ирэнарн. — За время моего правления количество магически одаренных среди драконов возросло в несколько десятков раз. Я не занимался изучением этого феномена, но полагаю, история с дочерьми халоне Хатора говорит о многом. Фактически у драконов и живых источников разные уровни магии, но, видимо, источники, особенно едва рожденные, а рождаемость у источников сейчас бьет все рекорды, способны пробуждать зачатки силы в драконах. Пока не могу сказать точно, но, учитывая мой опыт, вывод верный.
Все сказанное Ирэнарном для меня было практически потрясением. Источники… живые, способные создавать социальные связи, способные рожать детей, и эльфы, последние из существующих у себя источников разлившие по флаконам, дабы сберечь крохи свободной магии…
А в следующий момент я вдруг подумала о том, а известно ли эльфам, где сейчас находятся все магические источники?
— Известно, — словно прочитав вопрос в моем взгляде, спокойно ответил Ирэнарн. — Но если Долина защищена боевыми драконами, то Горы нет. И это именно та причина, по которой сейчас наши крылатые братья так отчаянно жаждут союза.
— У них нет боевых драконов? — изумленно переспросила я.
— Нет. — Ирэнарн смотрел на меня все с той же улыбкой. — Я говорил тебе о законе, обязующем всех дракониц аристократических родов производить как минимум одного боевого дракона. И говорил почему — аристократки сильнее, как магически, так и физически, и в момент родов они способны удержаться от оборота и родить, сохраняя человеческую форму. Против этого закона выступали многие, но в Долине его соблюдают свято, Горы пошли по пути наименьшего сопротивления. Итог — армия, не способная противостоять эльфийскому вторжению, которое, как ты понимаешь, неизбежно.
Понимала. Теперь многое стало понятно. Я растерянно глянула на стол, который после набега голодных студентов напоминал скорее развалины, и не понимала другого:
— Неужели роды — это настолько сложно, что горные драконы не подумали о своем
Ирэнарн повел плечом и задумчиво ответил:
— Роды — процесс в принципе нелегкий. Насколько мне известно, среди людей процент смертности рожениц достигает сорока, смертность младенцев повыше — шестьдесят процентов. Собственно, кому, как не тебе, знать об этом — твоя мать умерла родами.
Воспоминание об этом отозвалось болью и той словно подсвеченной сиянием свечи картинкой, что показал магистр Валентайн…
— Аристократки не хотят рожать, — довольно жестко произнес Ирэнарн. — Процесс откладывания яйца проще в разы. Нет мучительного и тяжелого периода беременности, нет тошноты и прочих сопутствующих данному состоянию ощущений, нет боли и самого процесса родов. Все просто, и даже на фигуре откладывание яйца никак не отражается. Более того, яйцо отдается старшим родственницам и наемному персоналу на все время высиживания, а после мать получает очаровательного крепкого дракончика. А не отвратительно орущий и дурно пахнущий кусок мяса, который помимо тяжелых родов и периода вынашивания требует бережного ухода, заботы и кормления грудью. И да, — жесткая усмешка, — не убережешь одного боевого до семи лет — приходится рожать второго. Закон обязывает произвести одного боевого дракона, а не одну боевую недоделку. Стоит ли говорить, с какой радостью, сдав нас в Броню, матери забывают о нашем существовании?
Я могла бы промолчать, но почему-то все же спросила:
— И только ваш брат…
Ирэнарн отвел взгляд. Затем глухо, словно нехотя, начал говорить:
— Гаррат всегда относился ко мне как к… дракону. Я родился слабым. Слабым настолько, что матери предложили воспользоваться правом Правящей и не отдавать меня в Броню. Но родители не желали тратить еще семь лет на вынашивание и взращивание нового боевого дракона. Хорошо помню скандал, что закатил Гаррат. С детства сильный, он разнес половину дворца. К утру стражам удалось его схватить и запереть, а меня передали наставникам.
Он помолчал, после так же тихо добавил:
— Гаррат несколько лет пытался поступить в Броню. Прорывался ко мне, когда мог. Сбегал из дома, менял личины, приходил под видом маленьких боевых, копировал личины тех, кто погибал, из принципа отказывался учиться в любом ином учебном заведении. Тогда он был другим. К сожалению, спустя годы принцип стал ленью, протест — просто нежеланием делать что-либо. И в то время, когда я покорял все новые вершины в стремлении добиться того, чтобы брат мной гордился, Гаррат опускался все ниже, теряя веру в то, что может бороться с системой. И как видишь, в итоге система решила, что Гаррат ей больше не нужен, и сделала ставку на меня.
Я несколько долгих минут потрясенно молчала, но затем все же спросила:
— А почему ему не позволили учиться в военном училище?
И получила ответ:
— Процент выживания небоевых драконов в Броне равен нулю.
Ирэнарн криво улыбнулся и пояснил:
— Сила рождается в мучении и напряжении, Милада. Это закон жизни. Даже бабочки, прорывая ткань кокона, сотканного гусеницей для периода преображения, испытывают мучение и боль, но, лишь пройдя через них, бабочка распахнет крылья.