Магический код
Шрифт:
— Дианочка, ну вспомни, вспомни, пожалуйста, куда я ее положила, а? Ну родная моя, любимая, хорошая, золотая, вспомни…
— Кенгуренком, кажется… Но можно и кенгуренышем тоже… Лора, я не могу вспомнить. Это ведь ты ее положила, а не я. Если бы я положила… Тань, слезь, прошу тебя, а?
— Может, под диван? Я под диваном еще не смотрела!
— Ну почему, ма-а-ам?
В этот момент зазвонил телефон. «Дурдом», — привычно подумала Диана.
— Дурдом, — сказала она вслух, осторожно отцепила от себя кенгуренка и велела ему снять трубку.
— Динка, это ж твоя квартира
— Но книжка-то твоя! Зачем она тебе так срочно понадобилась? Рано или поздно все равно найдется, успокойся!
— Я не хочу рано или поздно! Я хочу сейчас!
— Почитай другую.
— Не хочу другую. Хочу эту.
— Ты как ребенок, Лариса…
— И не называй меня Ларисой. Я сто раз уже тебе об этом говорила. С моей внешностью имя Лариса выглядит по крайней мере смешно. Моя мама сбрендила в тот момент, когда дала мне это имя. Как будто нельзя было назвать меня как-нибудь по-нормальному! Дать ребенку нормальное негритянское имя, если уж согрешила с гражданином африканской страны и не успела вовремя прервать беременность…
— И какое это нормальное африканское имя?
— Не знаю! Что ты пристала? Можно подумать, я когда-нибудь была в Африке и знаю все их имена. Тумба-Юмба, например. Чем не имя?
— Тумба-Юмба — это, кажется, не имя, а какое-то племя.
— Все равно Тумба-Юмба лучше, чем Лариса.
— Тебя не переспоришь. Ладно, буду звать тебя Тумбой. Или Юмбой. Тебе как больше нравится?
— Мам, тебя к телефону! — раздался из комнаты вопль кенгуренка.
Лора что-то пробурчала себе под нос — Диана не расслышала, да больно-то и не пыталась. Таня, нодбоченясь, стояла рядом, пока Диана разговаривала по телефону, и внимательно слушала ее короткие фразы: «Привет. Да. Нормально. Конечно. Ах, вот в чем дело. Ну и ладно. И я тебя тоже. Взаимно. Пока».
— Кто звонил? — поинтересовалась Лора, появляясь в комнате.
Диана давно уже заметила, что все обитатели ее квартиры имели какую-то магнитную зависимость друг от друга и постоянно кучковались, соблюдая минимальную дистанцию, их разделяющую. Они как будто притягивались друг к другу. Такого еще ни разу не случалось, чтобы половина семьи находилась в кухне-прихожей, а половина — в комнате.
Вся семья всегда находилась в одном помещении. Нерасторжимая, как атомы одной общей молекулы. И даже кот Васька, которого сейчас не было дома, всегда перемещался по квартире вместе с ее обитателями. Как хвост.
— Звонил мой супруг.
— Что сказал?
— Сказал, что сегодня не придет. И завтра тоже.
— А когда придет?
— Послезавтра! — Таня опередила мать, весело продемонстрировав всему миру свою информированность. — И принесет мне медведя! Того самого! Помнишь, мам, мы в магазине видели, я еще тогда ничего не сказала про то, что очень-очень такого медведя хочу, а Лариса…
— Господи, и ты туда же, поганка!
Таня тут же подлетела к обиженной Лоре и принялась гладить ее по темно-коричневой руке, приговаривая:
— Ну Тумбочка. Ну Юмбочка. Ну я больше не буду. Ну не расстраивайся. Тумбочка-Юмбочка, а скажи, что такое — избавиться от беременности? Это как?
В комнате повисла тишина. Не
— Вы чего молчите-то?
Дина и Лора переглянулись. Во взгляде подруги Диана прочитала: ты мать, тебе и решать, что ей ответить.
— Танечка, это взрослый вопрос. Тебе таких вещей пока еще знать не нужно. Ты все равно не поймешь, — отозвалась наконец Диана.
Лора ее поддержала:
— Ага. Правильно мамка говорит. Не поймешь все равно, лисенок.
Лисенком Танюшку иногда называли за каштановый цвет волос. Поросенком — за то, что была она настоящим маленьким поросенком. Зайцем называла ее Диана, когда укладывала спать, — «Спокойной ночи, заяц». Периодически, в зависимости от ситуации и настроения окружающих ее взрослых, Таня была котенком, цыпленком, бегемотом, слоном, мышонком и лягушонком — в общем, делила участь всех остальных счастливых детей на свете. Тех детей, которых любят родители.
И только безэмоциональный эстонский Мур называл ее просто Таней. Когда сердился, он тоже называл ее Таней. И когда хотел продемонстрировать ей свою любовь, тоже называл Таней. Только когда очень-очень сильно на нее сердился, называл «дочь моя». При этом обязательно добавляя: «ты оборзела». «Ты оборзела, дочь моя» — примерно так это звучало.
Таня надула губы.
— Хорошо вам быть взрослыми, да?
— Да уж, — вздохнула Диана.
— Вам все знать можно. А мне нельзя, да?
— Да! Да-да-да! — передразнила ее Диана, в глубине души умилившись привычкой дочери почти после каждого вопроса добавлять это короткое «да?» — своей собственной привычкой, скопированной Таней. — А знаете что, девочки? Давайте-ка мы в квартире уборку грандиозную произведем, а? Ну, такую уборку, после которой все сверкать и блестеть станет, и Лорина книжка непременно найдется, и еще целая куча других потерянных когда-то вещей найдется… Давайте, а?
— Давайте, а? — передразнила ее Лора. — Ты поешь сперва, потом об уборке думай. А на то, что я тебе помогать буду, и не надейся. Полдня я, значит, нянька, полдня — уборщица… Нет, не стану убираться.
— Ну и не убирайся. Пожалуйста. Сами уберемся, да, Тань? Подумаешь, всего-то одна комната и одна кухня-прихожая… Ну, туалет еще и кабина душевая. Ерунда, за час управимся! Правда ведь, кенгуренок?
Кенгуренок почему-то вопроса мамы не расслышал. Уселся на диван и стал листать журналы с картинками куклы Барби — как обыкновенная ленивая девочка, и совсем никакой не кенгуренок.
Диана разогрела по-быстрому в микроволновке приготовленные накануне вечером макароны по-флотски. Лора и Таня ужинать отказались, сказав, что поели совсем недавно. Притихшие, они сидели на диване, рассматривали кукол Барби и о чем-то доверительно беседовали.
Поужинав, Диана принялась за уборку кухни-прихожей. Лора, появившись в дверном проеме, беззлобно пробубнила:
— Гремишь тут своими кастрюлями, — и закрыла дверь.
На уборку времени ушло немного — Диана привыкла вообще все делать быстро, медлительный Мур любил называть ее электровеником, искренне поражаясь порой ее скоростным способностям.