Магический круг
Шрифт:
Внезапно я с ужасом вспомнила о мальчике, кричавшем о волке, когда не было никакого волка. И конечно, жутко испугалась тех могущественных сил, которые, по словам Лафа, могла вызвать моя бабушка, да и я тоже могла, судя по его намекам.
— Неужели ты думаешь, что вся наша земля будет затоплена и разрушена, если кто-то просто попросит помощи, в которой на самом деле не нуждается? Кто-то похожий на меня, — уточнила я.
Лаф немного помолчал, а когда заговорил, то не стал ни в чем разубеждать меня.
— Мне кажется, Гаврош, ты узнаешь нужный момент для просьбы, — мягко заметил он. — И я совершенно уверен, что сам этот бог будет точно знать, когда надо прийти.
Следующие двадцать лет моей жизни я редко вспоминала тот детский эпизод.
Мы проехали через посты охраны и остановились перед зданием Международного агентства по атомной энергии. Когда я выбралась из машины, не забыв захватить свою смертельно опасную сумку, в моей памяти лишь на мгновение эхом пронеслись те самые слова, что когда-то давно сказал мне дядя Лаф в Вене: что я сумею понять, когда понадобится призвать этого бога. И мне подумалось: уж не наступил ли тот самый важный момент?
Возможно, я сомневалась насчет особой важности момента, но ко времени обеда имела точное представление о том, где находится особо важное место: на просторах СССР, в регионе, обычно называемом Золотая степь. В книгах по географии это называется Центральной Азией.
Судя по словам Ларса Фенниша и его коллег, присоединившихся к нам в конференц-зале МАГАТЭ для брифинга — «краткого» многочасового инструктажа, это был самый таинственный и взрывоопасный регион в мире.
Упомянутый сектор земного шара, изображенный на четырехцветной карте на ближайшей стене, включал в себя советские республики Туркменистан, Таджикистан, Узбекистан, Киргизстан и Казахстан — территорию, охватывавшую некоторые из самых высоких горных вершин в мире, в недавнем прошлом бывшую ареной многонациональных и религиозных волнений, а в древности славившуюся ожесточенной межплеменной враждой.
Соседи их также заслуживали особого внимания. С этими республиками граничили Китай, член «большой пятерки», владеющей ядерным оружием, и Индия, чей народ, не претендующий на владение ядерным оружием, и без него показал несколько лет назад свою взрывоопасность. Я уже не говорю о Пакистане, Афганистане и Иране — все это трио наверняка с восторгом вступило бы в такой взрывоопасный клуб. В общем, мы отправлялись не в самое гостеприимное место.
Главной миссией Международного агентства по атомной энергии, открывшегося под эгидой ООН, стала забота о мирном будущем человечества, в связи с чем эта организация старалась не допустить дальнейшего распространения ядерного вооружения. До сегодняшнего брифинга мне не приходило в голову, что даже при полной поддержке США и всех наших союзников МАГАТЭ не сможет достичь этой цели без дополнительного содействия и пробивной силы всего Советского Союза, способного уравновесить состояние западно-восточного мира. Первой неожиданностью для меня оказалось известие о том, что СССР действительно оказывал такую поддержку на протяжении последних десятилетий. И уж совсем меня потрясло то, что инициатором нашей с Вольфгангом командировки в СССР выступил не МАГАТЭ — нас пригласили к себе сами Советы.
Правда, в последние годы, учитывая последствия катастрофы чернобыльского масштаба, русские могли слегка дозреть до более активного сотрудничества с МАГАТЭ. Но помимо понятий glasnost и perestroika внешние связи Советов не были такими уж благодушными, как могли представлять их информационные службы. С чего вдруг Советы так круто изменили свои установки и застенчиво просят нас проверить их нижнее белье?
К концу серьезного и обстоятельного брифинга я узнала ответы на этот и многие другие вопросы, имевшие отношение к таинственной группировке, о которой мне еще не приходилось слышать. Она называлась «Комитет-77», и целью этого комитета, по-видимому, было вступление в клуб, который контролировал все мировые запасы боевых ядерных веществ.
Только в час дня мы с Вольфгангом наконец вывалились из конференц-зала, любезно поблагодарив
Мы оставили наш багаж в штаб-квартире МАГАТЭ, решив забрать его позже, и взяли такси. Высадившись на берегу Дунайского канала, мы прошлись пешком до кафе «Централь», где, по словам Вольфганга, нас ожидал заказанный столик. Мне было не слишком ловко таскать за плечами увесистый рюкзачок по мощенным булыжником улицам Вены, но по крайней мере у меня была удобная обувь. А это способствовало пешей прогулке. Прежде чем мы зашли далеко, бодрящий туман над каналом прочистил мою голову достаточно, чтобы я смогла вполне сосредоточиться.
45
Уютной, приятной (нем.).
— Расскажи мне еще немного об этом Комитете— 77, — предложила я Вольфгангу. — Насколько я поняла, он образовался в странах третьего мира и стремится завладеть всем жидким плутонием, который только сможет достать. Какие страны в него входят?
— Здесь, в Вене, их знают уже давно, — сообщил он. — Все началось, когда семьдесят семь развивающихся стран, все члены ООН, скооперировались в начале шестидесятых годов и создали лоббистскую группировку, отстаивающую интересы стран третьего мира. И хотя сами они по-прежнему называют себя Комитетом-77, но сейчас, когда число входящих в него стран почти удвоилось, эта организация уже считается мощным блоком, благодаря этому ее влияние резко усилилось. Многие члены Комитета-77 входят также и в МАГАТЭ, но наше международное агентство не особо стремится удовлетворять интересы таких группировок, поскольку в Совет управляющих входят в основном представители высокоразвитых ядерных держав, которые с разумной осторожностью выбирают партнеров, когда речь идет о ядерной сфере деятельности.
— То есть ты считаешь, что Советы встревожились из-за того, что Комитет-77 может взбаламутить республики Центральной Азии?
— Вполне вероятно, — сказал Вольфганг. — Есть один человек, который при желании может рассказать нам гораздо больше. Он хороню знает этих людей. Он должен присоединиться к нам за ланчем, и я надеюсь, что он уже поджидает нас. Чертовски трудно было договориться и подгадать время: старый упрямец отказывался говорить об этом деле с кем-нибудь другим, Кроме тебя. Именно поэтому я так расстроился, решив, что ты опоздаешь на самолет в Айдахо. Как ты понимаешь, на согласование всех сложных нюансов нашей поездки затрачена масса усилий.
— Кажется, начинаю понимать, — призналась я, хотя понятия не имела, в чем, собственно, сложности.
В сгущающемся тумане мы шли по венским улицам. Вольфганг что-то говорил, но его голос казался мне каким-то далеким, и я уловила лишь последние слова:
— … Из Парижа прошлым вечером, когда мы с тобой вылетели сюда. Ему непременно надо было встретиться с тобой лично.
— Кто вчера прибыл из Парижа? — спросила я.
— Нам предстоит встреча с твоим дедом, — сказал Вольфганг.
— Но это невозможно. Иероним Бен умер лет тридцать назад, — сказала я.
— Я говорю не о том человеке, которого ты называешь своим дедом, — возразил он. — Я говорю о человеке, прилетевшем вчера вечером из Парижа на встречу с тобой, о человеке, благодаря которому у твоей бабушки Пандоры родился твой отец Огастус, — о том, вероятно, единственном мужчине, которого она вообще по-настоящему любила.
То ли из-за тумана, то ли из-за недостатка сна и пищи, но у меня внезапно закружилась голова, словно я вдруг взошла на карусель и все вокруг завертелось. Вольфганг поддержал меня под руку, продолжая свои пояснения.