Магический Театр
Шрифт:
разбудила Андрея: - «Ну, зять дорогой, одевайся, возьми горшок с парным молоком, в
молоке - лягушка, да садись на моего коня, он тебя довезет до огненной реки. Там коня
брось и вынимай из горшка лягушку, она тебе скажет». Андрей оделся, взял горшок, сел
на коня бабы-яги. Долго ли, коротко ли, конь домчал его до огненной реки. Через нее ни
зверь не перескочит,
Огненная река здесь, через которую звери и птицы да и люди живьём перебраться не
могут – видимо граница с миром Богов, стало быть, Разум - качество божественное коли
его в мире богов находят.
Андрей слез с коня, лягушка ему говорит: - «Вынь меня, добрый молодец, из горшка,
надо нам через реку переправиться». Андрей вынул лягушку из горшка и пустил наземь.
– «Ну, добрый молодец, теперь садись мне на спину». – «Что ты, бабушка, эка маленькая,
чай, я тебя задавлю». – «Не бойся, не задавишь. Садись да держись крепче».
Андрей сел на лягушку-скакушку. Начала она дуться. Дулась, дулась - сделалась словно
копна сена. – «Крепко ли держишься?» - «Крепко, бабушка».
Опять лягушка дулась, дулась - стала выше темного леса, да как скакнет - и
перепрыгнула через огненную реку, перенесла Андрея на тот берег и сделалась опять
106
маленькой. – «Иди, добрый молодец, по этой тропинке, увидишь терем - не терем, избу -
не избу, сарай - не сарай, заходи туда и становись за печью. Там найдешь то - не знаю
что».
Тень имеет доступ в другой мир, всё знает но не всё осознаёт.
Андрей пошел по тропинке, видит: старая изба - не изба, тыном обнесена, без окон,
без крыльца. Он вошел и спрятался за печью. Вот немного погодя застучало, загремело
по лесу, и входит в избу мужичок с ноготок, борода с локоток, да как крикнет:
– «Эй, сват Наум, есть хочу!» Только крикнул - откуда ни возьмись, появляется стол
накрытый, на нем бочонок пива да бык печеный, в боку нож точеный. Мужичок с
ноготок, борода с локоток, сел возле быка, вынул нож точеный, начал мясо порезывать,
в чеснок помакивать, покушивать да похваливать. Обработал быка до последней
косточки, выпил целый бочонок пива. – «Эй, сват Наум, убери объедки!»
Мужичок с ноготок – это инстинкты и телесные потребности, древние глубоко
скрытые,
И вдруг стол пропал, как и не бывало, - ни костей, ни бочонка... Андрей дождался,
когда уйдет мужичок с ноготок, вышел из-за печки, набрался смелости и позвал:
– «Сват Наум, покорми меня»... Только позвал, откуда ни возьмись, появился стол, на нем
разные кушанья, закуски и заедки, и меды. Андрей сел за стол и говорит:
– «Сват Наум, садись, брат, со мной, станем есть пить вместе». Отвечает ему
невидимый голос: - «Спасибо тебе, добрый человек! Сто лет я здесь служу, горелой
корки не видывал, а ты меня за стол посадил». Смотрит Андрей и удивляется: никого не
видно, а кушанья со стола словно кто метелкой сметает, пиво и меды сами в ковш
наливаются - и скок, скок да скок. Андрей просит: - «Сват Наум, покажись мне!» - «Нет,
меня никто не может видеть, я то - не знаю что». – «Сват Наум, хочешь у меня
служить?»
– «Отчего не хотеть? Ты, я вижу, человек добрый». Вот они поели. Андрей и говорит:
– «Ну, прибирай все да пойдем со мной». Пошел Андрей из избенки, оглянулся:
– «Сват Наум, ты здесь?» - «Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану».
Разум сам никак не виден, и его можно определять, видимо, только по следам, по
результатам его деятельности, и он, Разум, охотнее служит человеку с разнообразными
запросами. Удовлетворять только инстинкты ему скучно, он обладает самосознанием и
способен определять доброту, оценивать обладателя, хотя и призван служить и служит.
Здесь так же гениально показана Божественная самоосознающая природа Разума.
Дошел Андрей до огненной реки, там его дожидается лягушка: - «Добрый молодец,
нашел то - не знаю что?» - «Нашел, бабушка». – «Садись на меня». Андрей опять сел на
нее, лягушка начала раздуваться, раздулась, скакнула и перенесла его через огненную
реку.
Тут он лягушку-скакушку поблагодарил и пошел путем-дорогой в свое царство. Идет,
идет, обернется: - «Сват Наум, ты здесь?» - «Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану».
Шел, шел Андрей, дорога далека - прибились его резвые ноги, опустились его белые руки.