Магистериум морум
Шрифт:
– Что там? – удивился префект, видя, что гость буквально застыл у окна.
– Оцениваю, что несут с рынка, – с искусственной весёлостью сообщил магистр. – Утренняя рыба из соседней реки, овощи из деревень, что возле городских стен... Чечевица и хлеб. Сколько в городе пекарен?
– Ангистерн – не торговый город, здесь продают лишь то, что идёт на еду горожанам. Но всё-таки три пекарни мы держим, – процедил чиновник. – Одна из них – в ведении городских властей, ещё две получают деньги из казны. Есть и малые пекарни, что выживают, как могут.
– А сколько амбаров с запасами муки? – спросил
– Да что стряслось? – встревоженный перфект резко поднялся и, путаясь в длинных одеждах, подошёл к окну.
Свет упал на багровую вышивку по горлу его туники, блеснул маслянисто, и магистру показалось на миг, будто префект пролил на себя вино.
– Дурные вести, как водится, идут с северным ветром, – усмехнулся Фабиус. – В провинции Дабэн – чума. Люди уже перебираются из городов в соседние деревни, но чуму несёт по ветру. Магистериум установил на границах провинции магическое сито, больные сквозь него не пройдут, но мы ждём наплыва беженцев. Меня послали с инспекцией по окрестным городам.
– Магический совет ценит ваш верный глаз, – выдохнул префект и закашлялся, закрывая лицо вышитым платком.
– Да и я не ценю своё седалище, – согласился Фабиус. – Последние несколько дней седло мне служит вернее кресла. Но я не вижу, как ни вглядываюсь, чтобы Ангистерн смог принять голодных из Дабэна. А ему нужно будет принять.
Магистр отпустил штору, сел и сам налил себе вина, хоть рядом с бокалом стоял колокольчик для слуг.
Префект молчал. Грабус был прав, к нему следовало присмотреться. Это был ветхий больной старик, не способный уже ни исполнять, ни возражать. Но отчёты-то тем не менее приходили из Ангона исправно!
– Тем более, мне донесли, что в городе неспокойно! – магистр возвысил голос и префект вздрогнул. – Какая-то магическая тварь бродит по окрестностям… Что вы знаете об этом, мэтр Грэ?
И тут перстень согрелся на пальце магистра. Префект лгал ему враз стянувшимся в недоумевающую улыбку лицом.
Мэтр Грэ начал рассказывать, что слухи обманчивы, что на самом деле в Ангоне всё – лучше некуда. Магистр кивал в ответ, но смотрел лишь на игру света на перстнях. Пока не увидел, что собеседник запутался в собственной лжи, и можно задавать ему вопросы напрямую. Магическое чутьё и без того позволяло магистру отличать правду, а потерявший контроль над эмоциями становился для него открытой книгой.
Но что за грехи могут быть у префекта, кроме малолеток, которых он таскает в свою холостяцкую постель? Чем обеспокоила его засевшая у городских стен тварь? Ответ тут может быть один: тварь является высшим демоном и уже попыталась предложить префекту свои услуги. Он немолод, нездоров и уже этим уязвим для Отца нашего Сатаны… Но что именно было предложено?
Магистр Фабиус вертел в руках кубок и наблюдал за лицом префекта. Здоровье? Молодость? Деньги? Близко, да не то…
– Я задержусь в городе на один малый лунный круг, – вымолвил он, наконец. – Завтра с утра мне хотелось бы видеть доклад о готовности города принять беглецов из чумной провинции. Учитывая близящийся холодный сезон, нужны не только походные кухни, но и тёплые ночлежки.
Префект вздрогнул. Даже само слово «дорога» пугало его. К чему бы это? Знает, что на дороге караулит тварь?
Слуга шёл впереди со свечой – в доме префекта было темно и сонно, хотя дело близилось всего лишь к девятому часу от полудня. Осень пришла в мир. Стало раньше темнеть, а горожане экономили свечи и ложились спать загодя.
У входа в гостевые комнаты томились три молоденькие служанки, на этот раз вполне пристойного возраста. Магистр, однако, велел им удалиться, даже не присматриваясь к напудренным лицам и излишне открытым грудям. Слуге он сообщил, что устал и не желает, чтобы его беспокоили до завтрака.
Однако, уединившись для отдыха, спать магистр Фабиус почему-то не стал. Он тщательно, по периметру, обошёл со свечой доставшиеся ему скромные апартаменты: две комнаты, в одной из которых окно было большое, застеклённое хорошо сделанным желтоватым стеклом, а в другой – узкое, как бойница, затянутое непрозрачной запузырившейся слюдяной плёнкой. В комнате с большим окном стояли стол, бюро с письменными принадлежностями, два стула, большой сундук и маленький клавикорд, к сожалению, изрядно расстроенный. (Магистр постучал по клавишам и поморщился). В комнате с окном-бойницей имелись лишь деревянная кровать, маленький столик, куда перекочевали вино и сливы, да ночной горшок.
Завершив обход, магистр достал из седельных сумок зеркальце из отшлифованной серебряной пластины, толстую свечу и переплетённую в кожу книгу в ладонь величиной. Свечу он поставил на стол в комнате с большим окном, рядом положил зеркальце и книгу, прочитав из неё предварительно несколько фраз. И как только магистр удалился во вторую комнату, с окном-бойницей, как над столом тут же сгустилась тень читающего человека.
Фабиус невесело усмехнулся, подошёл к бойнице, коснулся стекла одним из перстней, а их на его правой руке было три, и произнёс тихо «Absit omen!». И без того мутное и пузырчатое стекло запотело вдруг, словно украшало не спальню, а баню.
Магистр нахмурился: он ожидал другого эффекта. Провёл пальцем по влажной поверхности, рисуя какой-то нужный ему узор. Но линии вдруг сами собой сложились в очертания женской головки с тяжёлым узлом волос…
Волосы Райана успела заколоть в узел. Это было первое, что она сделала, как только ощутила тяжесть под сердцем. Он не возражал. Он смотрел на неё и не мог наглядеться, зная, что судьба уже занесла над нею свой меч. Что ей суждено стать матерью его единственного законного сына и наследника, а, значит, родов она не переживёт.
Он страховал себя с любовью, как мог. Взял в жёны девочку из отдалённой провинции Ларге. У небогатых родителей справился лишь о здоровье невесты, прежде чем заочно подписать контракт. Он желал увидеть дурнушку, а увидел любимую. Всегда и вечно. Лёгкую и трепетную, как птица, которую вспугнул охотник, поднимающий лук.
Магистр вздохнул и одним движением стёр нечаянный узор. А затем повторил заклятье. И тонкое стекло растаяло, а на подоконнике уже сидел, охорашиваясь, огромный чёрный ворон. Больше же в комнате не было никого.