Магистр между двух Огней
Шрифт:
Договаривать он не стал, и так понятно
— Я понял тебя, дядя, — произнес, приподнимаясь со своего места и направляясь к выходу.
Могу ли я потерять Лавру? Нет. В моей жизни нет смысла без Лавры, она держит меня, и если оборвется ее жизнь, то и моя…
— Что ты задумал, Леонид? — послышался позади голос дяди.
— Ты и сам знаешь, — произнес полушепотом, направляясь на выход.
Глава Двадцать первая
Глава Двадцать первая
Лавра
Дорогой
Я потеряла тебя, вот сейчас пишу прикованная к кровати наручниками пишу простым карандашом на старом пожелтевшем листке. Мне плохо, жар охватывает меня, мне тяжело дышать словно в груди все сковывает. Порой я хватаю ртом воздух словно выброшенная на берег рыба.И вновь уплываю в беспамятство. И лишь прихожу в себя меня спасает вода. Дорогой дневник!
Не могу больше бороться и сдерживать себя. Если бы ты мог помочь мне плохо, мне очень хреново. Я никому не нужна, обо мне совершенно никто не помнит. Никто не звонит. Я в целом мире одна и ненужная.Смотрю на тени играющие на обшарпанных стенах и лишь они мне мои собеседники.
Дорогой дневник!
Мне тебя не хватает, возможно бы перечитывала свои строки вероятнее нашла бы выход. А так… Меня вновь знобит, и вновь теряю сознание. Облокотившись спиной о прохладную стену нахожу в ней спасение. Но на долго ли? Мне кажется я теряю последнее надежду. С каждой минутой с меня капля за каплей уходит жизнь. Дорогой дневник!
Страшно знать, что в целом мире ты совершенно никому не нужен. Вот так пребывая в отчаянии я умру в позабытом доме. Дорогой дневник!
Что со мной твориться? Я постоянно нахожусь в беспамятстве.Если раньше она брала надо мной вверх, то в этот раз мы словно вдвоем находимся на грани. В нас словно вырвали стержень. И вновь, привет!
Что написать уже не знаю, но лишь с тобой нахожу надежду. Сделав глоток прохладной воды, смотрю на опускающуюся темноту. В комнате прохлада, но лишь она в состоянии подарить мне глоток осознания и понимания. Глянув на написание строки, я вновь пишу тебе.И вновь изливаю перед тобой душу. Внутри меня словно замирает жизнь, с каждым разом сердце медленнее стучит.Мне не хватает воздуха, меня постоянно бьет озноб. Голова раскалывается от боли. Я вновь теряю сознание для того чтобы прийти в себя через какое то время. И вновь ухожу. Дорогой Дневник!
Прости, говорят лучше всего перед смертью успеть попросить прощение. Ты один знаешь мои мысли и чувства. Ты один знаешь как я не хотела этого, и знаешь к чему я стремилась.И что теперь? Находясь на грани, я готова согласится, чтобы одна из нас жива. Но нет, она уходит вместе со мной.
Пребывая сейчас в сознании, как только я переступила дом и положила вещи принялась наводить порядок. Чтобы было где переночевать. Стала ощущать легкую усталость, списав все на прошедшие ночные приключения.Легла отдохнуть. Но мое сознание словно стало уплывать. Где находясь
И если ты сейчас читаешь эти строки, тот кто нашел меня, знай в моей смерти нет виновных. В этом виновата я, не попросив помощи.Я старалась справиться самой, боровшись и еще больше усугубив свое положение.
На дворе ночь, а в моем глазу ни сна, я все еще боюсь, что расстегнув наручники она вырвется.Глядя на ночное звездное небо, думаю куда же я попаду. Постепенно чувствуя приближающийся туман, я отпускаю себя.
И вот в моей руку зажат карандаш, нам жарко и холодно, наше сознание уплывает и возвращается, оно словно играет с нами. Слышу приближающиеся шаги, но знаю нам это чудится.
Глава Двадцать вторая
Глава Двадцать вторая
Леонид
Едва я открыл дверь своей квартиры, как мне тут же прилетело в челюсть, удержался я на ногах лишь благодаря стоящему позади дяде.
— Урод, — тут же раздался со стороны голос брата.
Но в этот раз я не позволил себя ударить и вовремя пригнулся, его кулак ударился о стену.
— Убью, — вновь закричал он и набросился на меня, в этот раз я не успел отойти и повалился вместе с ним на пол в прихожую.
Едва отбиваясь от него, стараюсь до него достучаться
— Артем, — зову брата.
Но того словно подменили, с новой силой он продолжал наносить удары. Я едва уходил от ударов, не выдержав больше, одним движением скрутил его. Удерживая его рукой за горло, прижимаю к себе.
— Ты сдурел, — еле сдерживая себя, произношу сквозь зубы, продолжая его удерживать.
— Это ты сдурел, братец, — продолжая выкарабкиваться, зло выплюнул он.
— Хватит, — применив силу в голосе, произнес у двери дядя.
Это заставило нас вдвоем повиноваться.
— Ты еще и дядю привез, — выплюнул Артем, приподнимаясь.
— Да что с тобой? — не выдержал я.
Артем промолчал, лишь глянул на меня, с каким-то отвращением покачав головой, и направился в гостиную, чтобы сразу же вернуться с ежедневником в руках.
— На, читай,- практически всучил он мне его, проходя мимо меня, направляясь к двери на выход.
— Стой, — повелительным тоном произнес дядя. — А теперь сели, оба.
Послушно, словно вновь нашкодившие малые, мы присели на диван в гостиной, я продолжаю вертеть в руках ежедневник.
— Читай, — выдал Артем и отвернулся от меня.
Открыв, я моментально замер, вчитываясь в строки, напитанные болью и отчаянием. Мы, идиоты, ее делили, когда она не находила себе места. Сколько мучений и страданий, перелистывая лист за листом, в конце концов я не выдержал и закрыл тетрадь. На это Артем лишь усмехнулся.
— Я не знал, — произнес в оправдание.
— А я вот почему-то не верю, — ответил Артем.
— Твое право.
— Глупцы, — устало произнес дядя, присаживаясь на свободное кресло. — Вы продолжаете делить то, чего нет, и ту, кто скорее всего умрет.