Магия большого города. Журналистка
Шрифт:
— Для вас? Конечно, — кивнула я, деловито прикидывая, где нужно сместить акценты, а где перестроить фразу, чтобы попасть в его узнаваемый стиль.
Он, к моему удивлению, покачал головой.
— Нет, для тебя. Ты не думала тоже пробовать публиковаться? У тебя хороший слог, живая подача текста. Думаю, твоя заметка вполне достойна уже сейчас если не первой, то уж третьей полосы точно.
Я вспыхнула от гордости и обиды одновременно.
— Вы же знаете, что женщин не допускают к публикации, — напомнила я тактично, сдержав первые несколько десятков слов,
— А ты читала колонку Ревенпорта? — с хитрым прищуром поинтересовался мистер Хэмнетт.
Я оживленно закивала.
— О, да. Матушка обожала его обзоры, — вздохнула с некоторой ностальгией.
Думаю, миссис Шерман скучала вдали от столицы, и подробный разбор новинок театра и отчеты о посещении модных выставок, написанные с юмором и некоторым цинизмом, переносили ее обратно в привычный мир Нью-Хоншира.
— Их пишет мисс Брук, — хмыкнул мистер Хэмнетт и, немного полюбовавшись на мое оторопевшее лицо, добавил: — Есть такая штука, называется псевдоним. Редакции невыгодно раскрывать истинное имя автора. Нужен только порученец, готовый порекомендовать новичка и поручиться, что написанное им — правда. Сама знаешь, «Таймс» дорожит своей репутацией!
Я помолчала, пытаясь уложить в голове рядом уютный образ заботливой тетушки и язвительный тон завсегдатая модных сезонов. Не дожидаясь моей реакции, мистер Хэмнетт положил листки обратно мне на стол и потыкал в них пальцем для убедительности.
— К завтрашнему дню подготовь из этого статью, чтобы не стыдно было вынести на первую полосу. И подумай над псевдонимом. Меня не жди, уходи вовремя!
Я слабо улыбнулась очередному проявлению его заботливости и протянула в ответ отпечатанные начистовую вопросы для интервью.
— А какой он? — вырвалось у меня против воли.
Мистер Хэмнетт принял листки, невзначай коснувшись моих пальцев, отчего по коже мазнуло жаром.
— Он яркий… сильная личность, умелый руководитель, — задумчиво произнес он, бегло проглядывая список и одобрительно кивая в итоге. — Иногда я думаю, что он слишком хорош. Таких не бывает! Особенно во власти.
Криво усмехнувшись, журналист отсалютовал мне бумагами и отправился на интервью с одним из самых влиятельных людей мира.
А я отправилась в ателье. Принимать заслуженные упреки мистера Даура.
К моему изумлению, он почти не ругался. Покачал головой, отчего я почувствовала себя вдвойне виноватой, и снова проводил в святая святых — мастерскую. Сегодня там шустро строчил на одной из машинок его помощник. Судя по сероватой клетке и подкладке — чей-то пиджак.
— Простите пожалуйста, — взмолилась я, чувствуя себя еще хуже от того, что не подверглась уничижению. — Честное слово, я не специально! Берегла ваши костюмы, как могла, но так уж получилось…
— О, я уже понял, что вы ведёте активный образ жизни, — закивал мистер Даур. Казалось, он не сдерживается, а действительно не злится, и моя паника уступила место растерянности. — И потому взял на себя смелость пошить это.
«Это» оказалось брюками.
Самыми
— Вы не подумайте, многие дамы уже носят такое, для верховой езды, например, или бодрой прогулки, — поспешно заверил меня портной, заметив выражение моего лица. — Опять же, как я понял, вы будете сопровождать мистера Хэмнетта в его вылазках?
— Наверное, — не слишком убежденно подтвердила я. Можно ли считать вылазкой поездку в детский дом? Скорее всего. Только прозвучало это скорее как «полезете в гнездо контрабандистов».
— О! Тогда вам совершенно точно необходимы брюки, — заверил меня мистер Даур.
Я не нашла в себе сил возразить.
Учитывая, какими бурными выдались последние денечки, он был абсолютно прав.
Домой я отправилась затемно, так и не дождавшись мистера Хэмнетта. Досидела в непривычно тихом углу до конца смены, чтобы не возникло вопросов после у проверяющих, отметилась в журнале на выходе и побрела по продуваемому промозглым ветром бульвару в сторону нового жилья.
Сумочку жгло, образно выражаясь.
Там лежала та самая фотокарточка с безмятежно дремлющей девушкой, о которой я пребывала в полнейшей уверенности, что на снимке изображен труп. Переложить ее из ящика стола в кармашек подкладки было делом пары секунд, но чувствовала я себя теперь настоящим воришкой. Пусть я достала ее из помойки, но изначально-то предназначалась она вовсе не мне! А матушка всегда учила меня уважать чужую собственность.
Но в этой ситуации выбора у меня особого не было. Так же, как и с личем — я не могла позволить безнаказанно разгуливать по городу человеку, который фотографирует мертвых и считает, что при этом спасает их. Убивает ли он до того или нет, вопрос оставался открытым.
Именно это я и собиралась сегодня вечером прояснить.
Редкие прохожие, как и я, кутались в пиджаки и пальто. К ночи порядком похолодало, надвигалась очередная гроза, и порывы ветра пробирали, казалось, до самых костей. Оставалось только радоваться, что я теперь живу в получасе быстрой ходьбы от работы, а не в полуторах и трех пересадках на энбусах.
Почти у самого дома я решила было срезать через парк, про который говорила мисс Поллет. Огибать его приходилось по кривой дуге, проще было бы, конечно, пройти насквозь.
Но быстро передумала.
Редкие фонари скудно освещали парк по окружности, но чем дальше вглубь озелененного участка, тем мрачнее и гуще выглядели сумерки. Вряд ли там водилось нечто потустороннее, но на всякий случай я украдкой выпустила поисковый импульс. Ничего особенного. Собачники, парочка, занятая поцелуями, и какие-то мелкие зверьки. То ли мыши, то ли белки, издалека и не разобрать.
Однако соваться туда я все равно не стала. Предчувствие твердило, что ничего хорошего меня там не ждет, а ему я наконец-то начала доверять. Потому обошла сквер по окружной аллее, вдыхая тонкий аромат расцветающих каштанов и сырой земли.