Магия губит
Шрифт:
Евдокия взглянула на меня.
— Слышно ли что-нибудь о твоем отце? Он так просто не оставит смерть сестры.
Я уронила чашку, успев поймать ее в дюйме от половиц крыльца.
— Ловко. — Евдокия потянула за пряжу, чтобы ослабить ее.
Во рту пересохло. Я очень осторожно поставила чашку на стол.
— Как вы узнали? Как много вы знаете? Кто еще знает? Сколько людей мне нужно убить?
— О твоем отце? Ты сама рассказала мне.
Я очень тщательно старалась подбирать слова.
— Я такого не помню.
— Мы сидели прямо здесь. У тебя было сахарное печенье и
Я напряглась, пытаясь глубоко погрузиться в свои воспоминания. На меня смотрела женщина, очень высокая, с ярко-рыжими волосами, заплетенными в длинную косу через плечо, и маленькая черная кошка терлась возле ее ног. Ее глаза были голубыми, они словно смеялись надо мной. Припоминаю голос, добрый и веселый, предлагающий мне печенье на русском.
— Я помню женщину. . рыжие волосы. . и печенье.
— Это была я. — Евдокия кивнула.
— Еще там была кошка. — Мне хорошо запомнился кожаный ошейник, на котором черным маркером было написано по-русски слово «кошка». Я написала это.
— Киса. Она умерла семь лет назад. Она была очень старой кошкой.
— Вы были выше.
— Нет, это ты была совсем крохой. Я была того же роста, что и сейчас, только худее. Тогда я перекрасила волосы в огненно-рыжий цвет, чтобы понравится твоему отчиму. В молодости я была намного глупее. Ворон, …он казался мне подходящим мужчиной. — Евдокия вздохнула. — Такой сильный, красивый. Надежный. Мне он очень нравился, и я старалась. Ох, как я старалась. Но этому не суждено было случиться.
— Почему нет?
— Во-первых, все дело в твоей матери. С живой женщиной я еще могла бы соперничать, но сражаться за его сердце с мертвой… в общем, это был неравный бой. Во-вторых, твой отчим был не тем человеком, каким я его считала.
— Что вы имеете в виду?
Евдокия подняла чайник и наполнила мою чашку.
— Сахар?
— Нет, спасибо.
— Возьми немного. Я собираюсь говорить плохо о мертвых. Сахар помогает избавиться от горечи.
Видимо, они с Дулиттлом были разлучены при рождении. Каждый раз, когда я была на грани смерти, он приносил мне сахарный сироп, утверждая, что это чай со льдом.
Пожилая женщина откинулась назад, глядя на сад.
— Когда я впервые увидела тебя, тебе было два года. Такой симпатичный пухлощекий ребеночек. С большими глазами. Затем Ворон ушел, забрав тебя с собой. И мы встретились снова, когда тебе было четыре года, потом через несколько месяцев, а затем снова. Каждый раз, когда я видела тебя, ты становилась все жестче и жестче. Я заплела тебе косу и нарядила в красивое маленькое платьице, мы собирались отправиться на День Солнцестояния с нашим ковеном, ты, казалось, была так счастлива. Потом возвратился он, заставил все это снять и отправил тебя охотиться с кинжалом на диких собак. Ты вернулась вся в крови и села у его ног, как какой-то щенок, ожидая, пока он скажет тебе, что ты хорошо потрудилась.
Я помню об этом, помню, как сидела у ног Ворона. Он не часто меня хвалил, но, когда хвалил, у
— Наконец, Анна Ивановна позвала меня приехать навестить ее. Тебе тогда было семь лет. В то время она являлась нашей ведьмой-оракулом. Очень много лет, чахлая старушка с устрашающими глазами. Я взяла тебя с собой. Мы посетили ее дом, и она, только взглянув на тебя, сказала что то, как поступает с тобой Ворон неправильно. Мне никогда это не нравилось, и я не из тех, кто держит язык за зубами, поэтому этим же вечером за ужином я загнала его в угол и высказала все, что думаю. Я говорила ему, что ты маленькая девочка. Невинная. Что, если бы ты была его собственной кровиночкой, он бы не относился к тебе так.
Если это правда, то она противостояла Ворону ради меня. Мало кто осмелился бы.
— Он делал меня такой, чтобы я могла выжить. Это была необходимость.
Евдокия надолго поджала губы. Тень нависла над ее глазами. Что-то внутри меня сжалось, словно ожидая удара.
— Что ответил Ворон?
Евдокия смотрела перед собой, на свое вязание.
— Что он ответил?
— Он сказал, что ты не его плоть и кровь, и в этом весь смысл.
Больно. Это была правда, я знала это всю свою жизнь, но все равно от этого больно. Он был моим отцом во всем, кроме крови. Он заботился обо мне по-своему, он. .
— Я сказала ему, что ковен примет тебя, — продолжила Евдокия. — Он ответил отказом. Тогда я спросила его, что, по его мнению, произойдет, когда вы с Роландом, наконец, встретитесь. Он сказал, что, если ему повезет, то ты убьешь своего отца. А если нет, то Роланду придется убить свою собственную дочь, и этого ему будет достаточно.
Резкая боль пронзила меня где-то прямо под сердцем. У меня перехватило дыхание.
Неправда. Этого разговора не могло быть. Ворон любил мою мать. Она умерла за меня. Он научил меня всему, сделал сильнее, чтобы, когда наступила последняя битва, я выступила против своего настоящего отца.
В голосе Евдокии звучал гнев.
— Я велела ему убираться. Думала, что он остынет, и я уговорю его отдать тебя мне. Но он исчез и забрал тебя с собой. В следующий раз, когда мы увиделись, ты пришла просить об одолжении в Черепашьем Чреве. Я едва узнала тебя. Это не та жизнь, что мы все хотели для тебя. Я знаю, что он не всегда был таким. Калина его погубила, но я все равно виню Ворона. Это его вина.
Я изо всех сил пыталась заговорить, но слова не выходили. Я чувствовала себя такой беспомощной, как будто застряла в кромешной пустоте и не могла из нее выбраться.
— Ты была одной из нас. Мы бы приняли тебя, спрятали и научили всему, но этого не произошло. Меня и по сей день гложет, что я не смогла забрать тебя у него.
Мой рот, наконец, сумел издать звук.
— Что значит «одной из нас»?
— Конечно же, из-за твоей матери.
Я уставилась на нее.
Евдокия ахнула.
— Он не сказал тебе? Вот, pridurok. Калина, твоя мама, она была одной из наших. Древний украинский род. Сестра твоей бабушки, Алена, вышла замуж за моего дядю Игоря. Мы родственники.