Магия и кровь
Шрифт:
— От такого отношения мне становится тревожно за нашу семью. И за общину.
Тут я не понимаю Кейс и даже не пытаюсь.
Едва мы спускаемся на первый этаж, до нас доносится пряный аромат моей стряпни. Сегодня мой праздник Первой Крови, и тем не менее готовила тоже я. Хотя, честно говоря, на другое я бы и не согласилась.
Внизу лестницы я замечаю лист бумаги на полу у входной двери, будто кто-то подсунул его туда, проходя мимо. Я приседаю, беру его и переворачиваю. С него мне улыбается девушка — темнокожая, кареглазая,
Лорен.
У меня сразу перехватывает горло, даже не сглотнуть. Когда я думаю о Лорен, то представляю себе длинные упругие локоны, заливистый смех, от которого теплеет на сердце, и неописуемое ощущение, что тебе вот-вот устроят приключения. Я вечно пытаюсь все спланировать, мучаюсь с тем, что делать и куда пойти, а Лорен живет безо всяких карт и гуляет сама по себе. Она такая с детства. Ее мама, бедняжка, постоянно прибегала к нам с вопросом, где она, и Лорен никогда не оказывалась там, где мы с ней только что играли, — вечно болталась на другом конце квартала и занималась предки знают чем.
Кажется, всего неделю назад мы праздновали успешное окончание ее Пути Взросления, хотя на самом деле прошло гораздо больше времени. Это было крупное торжество, поскольку Лорен должна стать следующим матриархом своей семьи. Правда, бабушка не одобряла, что мы с Кейс туда пошли. В отличие от нас Картеры — семья, где практикуют нечистую магию. Наше волшебство происходит только из нашей собственной крови. А нечистая магия черпает силу из боли и страданий других. Для этого нужно красть людей среди ночи, резать их и питать свои колдовские способности их кровью, а потом стирать им память, залечивать раны и выбрасывать несчастных на улицу, будто ты не провел последние несколько часов, слушая их вопли.
Родители Лорен никогда ее к такому не привлекали, но однажды она призналась мне, что иногда слышит крики и радуется, что они не из тех семейств, где людей действительно убивают, как принято, например, у Дэвисов.
И она даже гордится тем, что для каждого темного обряда нужна благая цель. Типа, все делается ради высшего блага — так она говорит. Вот, скажем, один раз ее родители совершили обряд, чтобы нескольких приемных детей поместили в хорошие семьи, забрав из тех, где над ними измывались.
О магической отдаче Лорен говорить не любит. Между тем колдуны прибегают к темной магии главным образом ради отдачи. Да, для всех ритуалов нужна «чистая», благая цель, но у темных ритуалов есть еще и удобная побочка: они усиливают колдовские способности и силу, да так, как это и не снилось тем, кто практикует только чистую магию. Темные колдуны тоже должны проливать кровь каждый раз, когда им надо наслать чары, — это мы все делаем, — но потолок возможностей у них гораздо выше. Даже когда они якобы занимаются чистым волшебством, то есть пользуются только своей кровью, они все равно черпают колдовскую силу из боли.
Лорен еще не
— Я сделаю такое, что меня никогда не забудут, — шепнула она мне, захмелев от шампанского — ее родители разрешили нам распить бутылку.
Лорен хочет, чтобы ее помнили. Хочет сыграть важную роль. Хочет, чтобы в семействе Картеров ее имя передавали из поколения в поколение.
Теперь ее нет. Наутро после праздника она вышла из дома — и вот уже месяц как не возвращается. И на сей раз ее не могут найти.
Кейс пихает меня плечом, стараясь не смотреть в улыбающееся лицо Лорен.
— Пошли. Пора садиться за стол.
Голос у нее тихий и ровный.
Я сую лист бумаги в карман и следом за ней иду в кухню. Мама сидит на деревянной табуретке у кухонного стола с ламинированной столешницей. Мы, дети, хотели стол с тачскрином. Бабушка пресекла эту идею на корню — рявкнула:
— Вам что, везде нужны эти треклятые тачскрины? У вас телефоны есть!
По пути из ванной, где мы с ней разговаривали, в кухню мама успела надеть черный парик в виде стрижки-боб. Я практически уверена, что этот фасон называется «Ева».
Я кладу листок на стол лицом вверх.
— Кто-то подсунул нам под дверь.
При этом я нацеливаю мысли на маму, словно она Кейс, — мне надо заставить ее действовать.
Мама поднимает глаза от телефона — она листала ленту — и тяжело вздыхает.
— Мы знаем, что она пропала. Картеры знают, что мы знаем. Не понимаю, зачем они суют нам объявления — только впустую тратят бумагу и время.
— Наверное, надеются на нашу помощь.
Мамин дар — считывать информацию с неодушевленных предметов. Ей достаточно одного прикосновения, чтобы узнать историю украшений или одежды — да, в общем-то, всего на свете. Выражение ее лица говорит мне, что вызываться помогать она не собирается.
Одно дело — искать пропавшую девушку, и совсем другое — помогать семье, где практикуют нечистую магию.
Чтоб меня хакнуло! Можно подумать, мы сами такие уж чистенькие. До того как матриархом стала бабушка, Томасы вполне себе практиковали нечистое колдовство, а теперь мы притворяемся, что это ниже нашего достоинства.
Вот она, колдовская политика в действии. Я кусаю губы. Вот что, оказывается, мешает маме помочь Лорен.
Но сегодня у меня нет сил напирать — не тот день. Я гляжу на арку, ведущую в столовую, потом обратно на маму.
— Все уже ждут?
— Ага. Бабушка послала меня помочь вам притащить все на стол. Эта чертова штуковина два раза отключалась. — Мама кивает на духовку.