Магия лета
Шрифт:
— Тогда я буду выглядеть еще ужаснее, — отпарировала она. И сама она, и граф понимали, что это всего лишь слова. Александр Килбракен подавил вздох. Ах, если бы она не была так чертовски похожа на него!
— Значит, ты отказываешься подчиниться воле отца?
— Ну пожалуйста, папа! Пожалуйста, не заставляй меня! Да и зачем это, если без того ясно, что я ему не нужна? Он буквально глаз не сводит с Виолы. Она молода и легко поддается влиянию, а что еще нужно светскому человеку? К тому же она очень красива и бойка на язык. Не ты ли говорил, что граф обожает таких женщин, как она? Что ему во мне? Я только сделаю его жизнь скучной. Даже с Клер он будет
Граф не мог не признать, что в рассуждениях его дочери что-то есть. Кроме того, как ни любил он двух других, они занимали в его сердце далеко не такое место, как Фрэнсис. И все же… все же ни Клер, ни Виола не сделали бы счастливым графа Ротрмора, а как могла быть счастлива жена при несчастливом муже? Фрэнсис ничего не знала об истинном характере гостя, в то время как Александр Килбракен знал о нем по рассказам маркиза. Он понимал, что спор с дочерью зашел в тупик, и обдумывал, не выдать ли Хоку ее тайну. Возможно, если рассказать, какова Фрэнсис на самом деле, если поощрять его ухаживания…
Но как же объяснить ему причину ее выходки? Так прямо и сказать, что девчонка ненавидит самую мысль о том, чтобы стать его женой? Что она предпочитает, чтобы ее считали безобразной? Тысяча чертей и преисподняя!
Не выдержав, Александр Килбракен смачно выругался.
— По крайней мере замени эти обноски на что-нибудь более приличное! И убери с моих глаз мерзость, которую ты нацепила на нос!
— Хорошо, папа, — кротко согласилась Фрэнсис.
— И веди себя, как подобает благовоспитанной леди!
— Хорошо, папа.
С чего это она вдруг стала такой послушной? В сердце графа закрались темные подозрения, но он предпочел отмахнуться от них, разглядывая тугой пучок на затылке дочери. Кто бы мог подумать, что такое можно сделать с целой гривой роскошных волос! Может быть, заставить Фрэнсис распустить эту прическу старой девы? Но что это даст? Она, должно быть, уже прикидывает, как ухитриться выполнить его приказ и при этом оттолкнуть графа. И она преуспеет, можно не сомневаться, даже если для этого ей придется плюнуть гостю в лицо… ну если не плюнуть, так осыпать его оскорбительными колкостями, да так ловко, что тот останется стоять с разинутым ртом, не зная, как их отпарировать. И какой же благовоспитанный будет у нее при этом вид! Нет, лучше уж ее не провоцировать.
— Мы еще вернемся к этому разговору, дочь! — прогремел Александр Килбракен.
Он направился к замку и утешил себя двумя стаканами превосходного шерри. Он решил, что постарается присмотреться к гостю поближе, чтобы понять, достоин ли тот Фрэнсис.
Проводив отца взглядом, Фрэнсис едва удержалась, чтобы не закружиться от радости. Она уже знала, что наденет к обеду. Грязно-желтый цвет этого наряда придаст ее коже неприятный, болезненный оттенок, словно ее снедает скрытая хворь.
— Прости, папа, — прошептала она, с отчаянием глядя в гущу можжевеловых кустов, — но тебе самому невыносима мысль о моем отъезде. Кто будет лечить заболевших животных? Кто будет сидеть с тобой зимними вечерами и слушать рассказы о прошлом «Килбракена»? Кто будет смеяться твоим забористым шуточкам? Кто будет скакать рядом с тобой по вересковым холмам? И почему наша жизнь не может просто идти своим чередом?
Фрэнсис пожала плечами и поднялась. Тревожиться нечего: англичанин выберет либо Виолу, либо Клер.
И когда граф с избранницей уедут, в «Килбракене»
Что ж, она могла бы появиться и в худшем виде, подумал Александр Килбракен, усаживаясь на неудобный стул во главе стола и разглядывая дочь. Кажется, ее план может блистательно осуществиться, Виола и Клер просто из кожи вон лезут, чтобы понравиться гостю.
Даже для предубежденного взгляда Фрэнсис граф Ротр-мор выглядел красавцем в его черном вечернем наряде. Она заметила, что Виола приглушенно ахнула при его появлении в столовой, а Клер откинула голову и слегка прищурилась — без сомнения, думая о том, как хорошо выглядел бы он на портрете.
«Если бы я умела рисовать, я бы изобразила его выходящим из озера… совершенно голым».
Что это на нее нашло? Вот глупость-то! Чем скорее он уедет отсюда с Виолой или Клер, тем лучше. По крайней мере тогда она окажется в безопасности.
Хок держался с безупречной вежливостью, при этом однако, уделяя больше внимания обеду, чем компании за столом. Молчаливый Тотл ковылял вокруг, подавая блюда. Когда он наклонялся к Хоку, тот ловил залежалый запах, исходивший от его поношенной ливреи. Может быть, он обычно носил юбку и переодевался лишь по самым торжественным случаям? Впрочем, шотландские юбки были объявлены вне закона. Было ли это до сих пор так?
— Отведайте партан-бри — другими словами, суп из крабов, — любезно сказала София, делая знаки Тотлу, чтобы он не наливал тарелку графа Ротрмора до краев.
— Выглядит аппетитно, — ответил Хок, с сомнением глядя на густое светлое варево.
— О, мы не осмелимся соревноваться с английской кухней! — воскликнула Виола. — Лучше будет, если вы расскажете нам, какие из восхитительных английских блюд предпочитаете.
«Замолчи, ради Бога, Виола! Если судить по рассказам папы, английские блюда — самые безвкусные в мире!» — думала Фрэнсис.
Она низко склонилась над тарелкой, сложив губы в тонкую злую усмешку, и бессознательно крошила кусочек хлеба.
— Я предпочитаю положиться на искусство вашего повара, — ответил Хок, словно прочитав ее мысли, и поскорее сменил тему, повернувшись к Александру Килбракену:
— Должен признаться, я восхищен всеми этими доспехами и оружием.
Он указал на затейливый щит, где красовался девиз рода Килбракен, и прочел вслух:
— Vivit post funera virtus.
— Прекрасный девиз, не правда ли? «Доблесть не имеет преград». У наших предков были свои идеалы, даже если история доказала их несостоятельность. Львы с раздвоенными языками, охраняющие шотландскую корону, выглядят непобедимыми, но, к сожалению, только на королевском гербе.
Хок подумал, что разговор принял щекотливое направление, и ограничился кивком.
— А как звучит ваш фамильный девиз, милорд? — заинтересовалась Клер.
— Manu forti. «Наша рука сильна».
— Как это по-английски! Уж лучше сказали бы прямо: «Наш кулак силен»! — вполголоса съязвила Фрэнсис.
— Говори громче, Фрэнсис, — обратился к ней отец, удивленный тем, что она решила поучаствовать в разговоре.
— Я сказала, что суп удался.
Она произнесла это невыразительно, по-прежнему глядя в тарелку, и Хок невольно окинул ее взглядом. Слава Богу, с носа несчастной дурнушки исчезли ужасающие очки, зато на месте пучка красовалось нечто бесформенное, прикрытое безобразным чепчиком. Интересно, подумал он, видит ли она, что налито в тарелку? Он заметил, что Аделаида смотрит на свою воспитанницу с таким выражением, словно это зрелище озадачивает и веселит ее одновременно.