Магия луны (Том 2)

Коултер Кэтрин

– Я привыкла к Кларенсу. Он просто сердится, что я не догадалась принести ему хлеба.

– А кто такой Кларенс?

– Вон тот неповоротливый селезень, который орет громче всех.

– Какой он жирный и противный!
– скривился Рафаэль.

– Он очень ласковый и дружелюбный, если его досыта накормить хлебом.

– Да, - задумчиво протянул Рафаэль. Между ними повисло тяжелое неловкое молчание. Кларенс, убедившись, что новый пришелец тоже не принес хлеба, важно проследовал к пруду. Он бесшумно скользнул в воду и величаво поплыл, словно

приглашая родичей последовать его примеру. Неожиданно для самого себя Рафаэль понял, что улыбается.

– Расскажи мне об этом.

Виктория недоуменно взглянула на мужа.

– Расскажи, когда и где это произошло. Он сел рядом, тоже облокотившись о кленовый ствол. Некоторое время оба молчали, внимательно наблюдая за водными процедурами Кларенса и его многочисленного семейства.

"Почему бы и нет?" - подумала Виктория.

– Мне было восемь лет. Я каталась верхом. Я с самого раннего детства очень любила это занятие. У меня неплохо получалось. Я считала себя вполне взрослой в восемь лет и к тому же лихой наездницей. Грума у меня не было. В тот день мне очень не везло. Моего пони укусила пчела. Это так странно... Он испугался и сбросил меня. Я ударилась о забор. К несчастью, торчавший огромный ржавый гвоздь сильно распорол мне ногу.
– На секунду она замолчала, отчетливо вспомнив ужасную боль и сменивший ее шок... Воспоминания были столь реальными, что она побледнела и почувствовала легкую тошноту.

– А что потом?

– Потом я поехала домой. А там мне сказали, что мои родители погибли.
– Ее голос был холоден и удивительно спокоен.
– Я не знала, что можно было сделать с раной, поэтому не предприняла ничего. На следующее утро приехал один из моих старших кузенов. Его звали Мишель, тогда ему было уже лет двадцать. Он заметил кровь на моем платье и на ноге. Можно считать, что он спас меня. Мишель сделал все, что надо, отвез меня к доктору, но было уже поздно, рана сильно воспалилась... Что ж, по крайней мере мне не отрезали ногу. И то слава Богу.

Услышав это, Рафаэль вздрогнул, но промолчал. А Виктория продолжала говорить тем же спокойным равнодушным тоном:

– Вскоре после этого случая меня отослали к дяде Монтгомери. Тогда я и познакомилась с Элен. Она была его младшей дочерью. В то время только она жила с родителями. Я моложе ее на пять лет. Странно, но дядя Монтгомери никогда не был моим опекуном. Этого я никогда не могла понять... Вот с тех самых пор моя нога выглядит столь плачевно. Она временами болит, если я забываю об осторожности и слишком устаю, ее сводит ужасными судорогами, и боль становится невыносимой...

"Так получилось и в этот раз", - подумал Рафаэль.

– Ты рассказываешь довольно бессвязно, - задумчиво заметил он, представляя себе маленькую девочку, ребенка, терзаемую болью, с плачем едущую домой, чтобы пожаловаться маме, где ее ждал жесточайший удар судьбы, надолго поселивший боль и обиду в душе. Впрочем, нет, вовсе не бессвязно. Она сумела выразить свою боль, но постаралась не причинить лишней боли ему.

– Как умерли

твои родители?

– Он погибли. В дороге сломалось колесо. И карета свалилась с утеса.

– А моих родителей убили французы. Думаю, ты знаешь об этом.

– Да, я слышала. Кажется, они были на борту английского судна, направлявшегося в Севилью, когда на него напали французы. Так мы и не навестили родителей твоей матери в Испании.
– Виктория замолчала, все так же глядя в сторону.
– Я знаю, что ты был не просто морским капитаном, Рафаэль. Ты работал на наше правительство, против Наполеона. Это из-за своих родителей? Ты хотел отомстить?

Рафаэль задумался и ответил не сразу:

– Ты права. Вначале мною руководила только месть. Прошли годы, прежде чем я наконец понял, что могу приносить вполне реальную пользу своей стране. То, что я делаю, спасает жизни моих соотечественников-англичан, а в некоторых случаях изменяет исход сражения или решает судьбу города. И тогда мои личные мотивы несколько ослабели... Кто-то, по-моему, Фрэнсис Бэкон, сказал, что месть - это один из видов дикого правосудия. Вероятно, он прав, но я сумел освободиться от этого чувства. Я понял, что мне нравится постоянно подстерегающая на каждом шагу опасность, поединок умов, умов между мной и врагом... Но вернемся к тебе, Виктория. Скажи, если бы в нашу первую брачную ночь я не повел себя как последний дурак, ты бы рассказала мне всю правду?

– Конечно, - не задумываясь, ответила она.
– Я как раз собиралась это сделать. Разумеется, я ужасно боялась, что, увидев такое вопиющее уродство, ты не захочешь меня. Должна признаться, я отлично понимала, что обязана была рассказать тебе все еще до свадьбы. Но знала, что не смогу. Если бы ты только мог себе представить, как я трусила! У меня не было никаких сомнений, что, узнав правду, ты не захочешь на мне жениться.

– Дурочка! Посмотри в зеркало! Не такая уж ты уродина, честное слово!

– Вроде бы я все понимаю: привлекательная внешность - это еще не самое главное. Основное в человеке - это доброта, характер, нравственные принципы, терпимость к окружающим... Я думала, что ты любишь меня недостаточно для таких неприятных открытий.

– Я любил тебя и люблю.

– Даже сейчас? После того, что ты видел? Не верю!

– Посмотри на меня внимательно, Виктория.
– Рафаэль подвинулся ближе к жене и ласково улыбнулся. Она беспокойно заерзала, но не подняла глаз.

– Дорогая, прошу тебя, взгляни на меня. Виктория неуверенно подчинилась.

– Ты считаешь, что я законченный дурак? К тому же пустой и ничтожный человечишка?

– Не надо так говорить! Ты вовсе не ничтожный Просто.., я не знала.., да и сейчас не знаю... Пойми, у меня нет опыта общения с мужчинами. Я была уверена, что Дамьена оттолкнет мое уродство. И он бы не стал это скрывать. К тому же ты сам совершенно безупречен, а я нет. Ты удивительно красивый мужчина! Что же касается меня как женщины... Это же пародия на брак, когда соединяют целое с.., ущербным.