Магия Отшельничьего острова
Шрифт:
– Годится.
Я сам отвел Гэрлока в стойло, постаравшись, чтобы мальчишка не смог толком разглядеть мой посох в неверном свете висевшего над входом фонаря, прикрытого жестяным колпаком.
Еще не расседлав пони, я зарыл посох в солому возле наружной стены, так чтобы никто, кроме человека, способного к восприятию сил порядка и хаоса, не смог обнаружить эту штуковину. Тащить посох в гостиницу и привлекать к себе внимание не хотелось, тем паче что посох едва ли помог бы мне в случае столкновения с настоящим Мастером хаоса.
– Сбруей могу заняться и я, –
У меня возражений не нашлось. Ноги мои все еще дрожали да и малец управлялся с подпругами намного ловчее моего.
Устроив Гэрлока, я, морщась и прихрамывая, заковылял через грязный внутренний двор в сторону трактира. Слабый свет пробивался сквозь маленькие окошки, вставленные в свинцовые переплеты и смотревшие на конюшню.
Дверь, грубо сколоченная из сосновых досок и покрытая шелушившейся белой краской, была открыта. Мне потребовалось некоторое время, чтобы счистить грязь с подошв о лежавший у порога плетеный половик, хотя утруждаться, возможно, и не стоило. Деревянный пол покрывали пятна и царапины, а мусор здесь, похоже, просто сгребали в углы.
Узкий коридор освещала одна-единственная чадная мигающая лампа.
– Эй! – крикнул я. – Привет! Есть тут кто?
– Иду... – донесся откуда-то негромкий отклик.
– Путник? В такой-то час? – выразил удивление кто-то находившийся поближе.
Оглядевшись по сторонам, я увидел справа проход, за которым находилась общая зала. В каменном очаге, давая слабый дрожащий отсвет, горели уголья. По левую сторону находилось нечто вроде ниши с тремя деревянными скамьями. Там горела неяркая лампа. Скамьи стояли вокруг низенького столика, который, судя по грязи и обитым краям, использовался главным образом как подставка для ног.
Путников на дороге мне почти не встречалось, и следовало предположить, что постояльцев здесь негусто.
– Да?
Резкий голос принадлежал раздражительной с виду особе в линялом темном платье и заляпанном желтом фартуке. Правда, лицо ее, при всей грубости черт, было чистым, а седеющие волосы собраны на затылке в аккуратный пучок.
– Сколько за комнату и какой-нибудь ужин? – от холода и сырости мой голос сел и охрип.
– Серебреник за ночь, – буркнула она, обшаривая меня хищным взглядом. – И деньги вперед. Хлеб и сыр поутру входят в стоимость ночлега. Обед отдельно, выбирай из того, что есть. Правда, выбор невелик, сегодня уже мало что осталось.
Пошарив в поясном кошеле, я выудил серебреник и пять медяков.
– За меня и мою лошадку.
– Ты что, ехал в такую погоду? – удивленно спросила женщина, прибрав монеты.
– Ну, когда я выезжал, особого ненастья ничто не сулило, а задерживаться во Фритауне у меня как-то не было охоты. Потом было просто некуда приткнуться, и... – я пожал плечами.
Трактирщица посмотрела на дверь, потом на меня:
– Хрисбарг подвластен герцогу. У нас часто бывает маджер Лервилл.
– Хозяюшка, откуда путнику знать местную погоду? Я допустил промашку, но теперь рассчитываю отогреться и подкрепиться.
– В этом мы тебе поможем. Анна-Лиз обслужит тебя... или ты хочешь
– Да, пожалуй, взгляну на комнату. По крайней мере, сброшу там плащ, чтобы он просушился.
– Чистое полотенце и таз воды – еще один медяк.
– Два полотенца. И еще один таз поутру.
Трактирщица улыбнулась:
– Деньги вперед.
Полотенца, хотя и серые, оказались плотными и чистыми, а вода в тазу – достаточно теплой. Что же до самой комнаты, то она с трудом вмещала осевшую двуспальную кровать и потертый шкаф из красного дуба. На кровати лежал комковатый матрац, застеленный грубой простыней и толстым коричневым одеялом. В настенном подсвечнике горела одна-единственная свечка, которую трактирщица на моих глазах зажгла от своей лампы.
Замка в двери не имелось. Я решил, что при столь малом числе постояльцев можно оставить торбу и плащ без присмотра.
Вернувшись в общую залу, я обнаружил там сидевшего за ближайшим к огню столом мужчину в темно-синем мундире. Даже со спины, ссутулясь над кружкой, он выглядел надменно.
Я занял столик у противоположной стены.
Скользнув по мне взглядом, малый в мундире сделал из кружки большой глоток и окликнул служанку:
– Анна-Лиз!
– Минуточку, – послышался приятный женский голос, который я уже слышал.
Я потянулся, наслаждаясь теплом и начиная чувствовать себя более или менее по-человечески.
– Спасибо, Херлут. Я и не знала, что у нас объявился еще один постоялец.
Светловолосая девушка, вероятно еще моложе меня, кивнула солдату.
– Но...
Проигнорировав его попытку привлечь внимание, она подошла к моему столику. Длинные светло-русые косы падали ниже плеч.
– Добрый вечер, молодой господин. Прошу прощения, но по части мясного мы нынче вечером небогаты. Осталось, правда, немного тушеной медвежатины да пара отбивных. Есть пшеничный хлеб, маисовые лепешки и печеные яблоки в пряностях. А еще немного белого сыра.
Открытая улыбка обнажила крепкие, белые, хотя и не совсем ровные зубы. А соблазнительно низкий вырез блузы давал возможность разглядеть кое-что весьма привлекательное.
– Что посоветуешь, отбивные или медвежатину?
– Бери медвежатину, – ответил за девушку Херлут. – Отбивные у них недельной давности, они их каждый вечер разогревают. А мне, Анна-Лиз, принеси-ка ты еще кружечку.
Анна-Лиз приподняла брови и слегка кивнула.
– Я возьму тушеную медвежатину, сыр, яблоки и несколько кусочков пшеничного хлеба, – решил я. – А что есть из питья?
– Подогретый сидр, крепкое пиво, вино и клюквица.
– Мне клюквицы.
– О, вот так пьяница объявился! – снова подал голос солдат. – Сразу видать – настоящий мужчина.
Пожав плечами в знак того, что она к этим шуточкам отношения не имеет, Анна-Лиз с улыбкой спросила:
– Может, что-нибудь еще?
– Спасибо, не сейчас, – промолвил я, ухмыльнувшись в ответ. А почему бы и нет? Ведь это она начала заигрывать.
Убрав с лица улыбку, Анна-Лиз направилась к солдату и забрала у него кружку.