Магия отступника
Шрифт:
Я собрался с духом.
— Орандула, давай покончим с этим. Возьми мою смерть в уплату за то, что я отнял у тебя.
— Очень хорошо, — одобрительно заключил он. — Действительно, просто замечательно.
Стервятник соскочил с моей ветки, расправив крылья. Не коснувшись земли, он тяжело захлопал ими и медленно начал набирать высоту. Поднявшись так высоко, что я едва ощущал его тень, когда она касалась моих листьев, Орандула снова закаркал. Один, два, три раза.
— Он улетел? — спросила меня Лисана.
— Не знаю.
Где-то раздалось ответное карканье. Оно донеслось издалека,
— Он позвал других птиц, — заметила она.
— Я видел, как стервятники поступают так, когда находят падаль. Они созывают остаток стаи, чтобы разделить с ними еду.
— Падаль?
— Мое прежнее тело, должно быть.
Я ощущал его внизу, тяжестью на рухнувшем дереве Лисаны. Мои корни плотно сидели в нем. Часть питательных веществ вытекла наружу, словно вода из дырявой фляги. Неважно. Они уйдут в почву под упавшим стволом. Со временем я все равно их заполучу. Внезапная мысль заставила меня прервать рассуждения.
— Как давно это случилось? — спросил я у Лисаны.
— Что?
— Как давно мертво это тело там, внизу?
Лисану явно не беспокоил этот вопрос.
— Я не следила за временем. У тебя ушло много времени на то, чтобы перейти в свое дерево, больше, чем у меня. Но все это произошло так давно.
Я потянулся к ней и без усилий ощутил нашу общность, обжигающе сладкую, истинную и всегда свежую. Я и не представлял себе подобной близости. Она тихо рассмеялась, радуясь моему счастью. Я заметил кое-что еще. Расширяя восприятие дальше, я мог ощутить всех прочих каэмбр, хранящих мудрость спекских предков. Это была общность в той мере, какой я прежде и не представлял. При желании я мог бы найти Бьюэла Хитча, просто подумав о нем. Внезапно я обнаружил, что могу ощутить также страх и боль каэмбр, ближайших к окончанию Королевского тракта. Я отшатнулся от их муки и отчаяния. Если до сих пор я испытывал от своего исследования лишь чистейшее удовольствие, то теперь коснулся его темной стороны.
Стервятники, похоже, слетались с разных расстояний. Когда им приходилось садиться наземь, выглядели они довольно-таки неуклюже. Снижаясь, они широко расправляли крылья, но приземлялись все равно с глухим ударом и подскоком. Столь же бесцеремонные, сколь и неловкие, сев на землю, они сразу же ковыляли к еде. Отстраненно я ощутил, как первый клюв вырвал кусок плоти из трупа. Я сожалел о потере: все, что они заберут, иначе досталось бы моему дереву. Ощущение напоминало боль, но не было столь резким. Я чувствовал урон, наносимый оставленному мной телу. Приземлилась еще пара птиц и тоже набросилась на еду. И хотя там вполне хватало и места, и мертвечины, они кричали и наскакивали друг на друга с хлопаньем крыльев, толкаясь у трупа. В промежутках между потасовками они вытягивали шеи и, широко разевая клювы, отрывали себе куски падали.
Новая птица упала с неба, а за ней еще три, приземляясь, словно плоды, осыпающиеся с дерева. Они с вызовом каркали на тех, кто уже приступил к трапезе. Теперь те меньше хлопали крыльями, явно намеренные урвать как можно больше мяса, прежде чем их собратья смогут им помешать.
— Вот что он, должно
— Жаль, — согласился я, думая о пользе, которую могло бы принести тело, а не о сентиментальной привязанности к нему. — Но если это все, чего он от меня хочет, пусть забирает.
На мой труп взобрался особенно крупный стервятник. Он деловито приступил к пиршеству, вырывая полосы размягчившихся кожи и жира из моего живота. Он потряс сочным куском, подбросил его вверх и проглотил, а затем вытер клюв о мою грудь. Солнечный свет сверкнул в его круглом глазу, обращенном ко мне.
— О, но мы еще только начинаем. Это не твоя смерть. Это всего лишь то, что осталось после. Мы уберем большую часть, прежде чем я потребую у тебя твою смерть.
Лисана содрогнулась.
— Нам незачем наблюдать за этим. Сделка заключена, и мы больше ничего ему не должны. Пойдем, Невар.
Она уверенно увела меня от этой кровавой сцены.
— Есть уловка, позволяющая нам гулять по лесу — пояснила она, когда мы отвернулись от наших деревьев и двинулись прочь. — Мы можем ходить всюду, где есть наши корни. А когда ты станешь сильнее, то сумеешь даже удаляться от них — пока будешь поддерживать связь с самим лесом. Многие каэмбры имеют общие корни, и мы можем бывать везде, где они растут.
— Общие корни?
— Чаще всего молодые деревца прорастают из корневой системы старших деревьев. Другие, вроде тех, что на краю твоего кладбища, поднимаются из упавших ветвей.
— Ясно.
Я понял, что в каком-то смысле все каэмбры являются единым организмом. Мысль эта показалась мне слегка неуютной, и я решил пока об этом не думать. Мы уходили все дальше. Я начал осознавать, как сильно Лисана помогает мне «видеть» и «чувствовать». Мне удавалось изображать человеческое тело далеко не так хорошо, как ей. Немало времени прошло, прежде чем я заставил ступни касаться земли и начал ощущать смену света и тени на коже. Я трудился над этим, отказываясь отвлекаться на то, что все еще мог чувствовать — стервятники деловито обдирали мое прежнее тело.
Я напомнил себе, что не чувствую боли. Это ощущение больше напоминало то, как слезает верхний слой обгоревшей на солнце кожи или сцарапывается корочка с ранки. Я знал, что птицы отрывают кусочки меня, но это не причиняло мне страданий, кроме единственного раза, когда они словно бы добрались до края мертвой плоти и рванули по живому. Я дернулся от боли, и Лисана встревоженно обернулась ко мне.
— Что это было?
— Ты это почувствовала?
— Конечно. Мы же связаны.
Она задумчиво нахмурилась.
— Я ведь мертв, не так ли?
Она облизнула губы, размышляя.
— Ты сам, конечно же, не мертв. Но то тело — должно быть. И ты не должен испытывать боли…
Остаток ее фразы я не расслышал, поскольку по моей спине хлестнула алая вспышка жара. Именно так я представлял себе удар плетью, и, словно рубец, после первого ожога он продолжал гореть. Я задохнулся.
— Что это?
— Я не знаю.
Она схватила меня за руку и крепко стиснула ее обеими ладонями.