Магия спецназначения
Шрифт:
Тверчанин поднял бровь.
– Но почему же ты тогда изменила свое мнение относительно Ночи и ее целей? Что случилось?
– А я, видишь ли, являюсь глубоким и преданным сторонником равенства всех людей перед законом. Это еще римский принцип – закон со всеми говорит на одном языке.
– М-да… – протянул Илья, хмуро разглядывая банку с малиновым вареньем.
– Между прочим, у меня еще есть сгущенное молоко и что-то вроде медовых козинаков с орехами и семечками, – сказал Алан. – У козинаков один минус – здорово в зубах застревают. Принести? Не надо? Ну, смотрите… Что же касается техномагов,
Кайндел лишь прилегла в отведенной ей и Лети комнатке, но как только подруга забылась глубоким сном, вышла на террасу, где только недавно закончился ужин. На столе еще лежала скатерть в пятнах, стояли банки с вареньем и остывший чайник. Дверь в кухню осталась приотворенной, тепло от печи, где дотлевали угли, все еще струилось сюда, и даже стеклянная стена, пропитанная наружным холодом, не могла сразу победить его.
У стола стоял Алан, закутанный в длинный плащ, подбитый волчьим мехом, и смотрел в заснеженный сад с редкими прогалинами черного. Он обернулся к девушке и сделал приглашающий жест.
– Тоже не спится?
– Да как-то… так…
– И мне не спится, – он вздохнул. – Не холодно?
– Нет. Это ты мерзляк.
– Тоже верно…
Он усмехнулся и приобнял ее за плечо – по-дружески. В его жестах всегда присутствовали дружеская помощь и неназойливое покровительство. Это нисколько не оскорбляло, потому что и раньше в этом человеке чувствовалась редкостная сила, а в последние два года – особенно. Находясь с ним рядом, Кайндел чувствовала себя на удивление спокойно. Возможно, ответ заключался в его немалой магической мощи, ведь сама она считала, что особыми способностями к чарам похвастаться не может, хоть это и было не совсем так. А возможно, магия оставалась здесь ни при чем, и значение имела только душевная сила.
– Я очень рад, что ты уцелела, – сказал Алан.
– А я-то как рада! – развеселилась она.
– Правда, с самого начала ситуация казалась мне странной. Никогда бы не предположил, что ты, всегда считавшая себя сторонницей идеи чистого искусства, ввяжешься в активную дележку нового мира.
– Я ничего не делила. Да и насчет чистого искусства… Если бы я была чародейкой, то могла бы с тобой согласиться. Ты, занимающийся магией ради магии, являешься самым ярким доказательством своего же утверждения. Но я работаю с информацией, а без практики это искусство не живет совсем.
– И тебе было все равно, на ком оттачивать свое умение?
– Не ты первый задаешь мне этот вопрос. Но тебе я готова ответить вполне искренне и полно, если тебе это действительно интересно. Дурным получился результат, но вначале-то я лишь помогала тем, кого давно знала, ну, и попросту нашла такой способ выжить самым простым способом, – она усмехнулась. – Прежде, когда только начинала, я и не представляла себе всех возможностей избранного мною искусства.
– А если бы представляла – выбирала бы тщательнее?
Кайндел пожала плечами.
– Вряд ли. Прежде ведь все было совсем по-другому. И Ночь иначе смотрела на мир…
– Она никогда не смотрела на
– Но ты же помнишь реакцию Ильи на мои объяснения. Он и сам засомневался. Любое жизненное явление можно воспринимать с разных сторон, очень по-своему. И прежде – когда при мне в своих теоретических построениях друзья обрекали на исчезновение или гибель тех, кто не относился к нашему сообществу, к нашей системе – разве кто-то воспринимал это иначе, чем пустую вспышку человеческого раздражения? Могла ли я относиться к предположениям Ночи, как к простым и легкомысленным общим заключениям?
– Пожалуй, нет, – вздохнул Алан. – Да мне и самому, признаться, ее призывы казались довольно абстрактными. Если говорить строго, ни от монархии, ни от аристократии будущему миру не будет так уж плохо. Неравенство лежит в самой основе общества, объединяющего самых разных людей. Если Ночь мыслит романными образами, то и ладно. Пусть аристократией в будущем станут самые сильные маги. Но должны же быть какие-то ограничения. Я сомневаюсь, что она сможет их поставить.
– Теперь я понимаю, что никаких рамок она ставить не будет. Скорее всего, просто не сможет. Все пойдет так, как пойдет. Вначале я об этом, само собой, не задумывалась.
– А мне Ночь, признаться, с самого начала не нравилась как человек. Я думал лишь об этом, и только на основании этого отказал ей, когда она пришла ко мне.
– Она приходила?
– Да. Но у меня к ней душа не лежала, я не пригласил бы ее в гости, и прямо сказал ей об этом.
– Мне она тоже никогда не импонировала, – проговорила Кайндел, глядя в окно.
Алан с некоторым недоумением покосился на нее.
– Но тогда… Почему же?
– Она нравилась моему мужу.
Образовалась недолгая пауза. Только при общении с ним у Кайндел появлялось ощущение, что ничего не нужно пояснять или разжевывать – внутренний смысл произнесенного он различал и так. Чувство не было ложным – этот мужчина действительно мог понять не только сказанное, но и имевшееся в виду. И теперь он воспринял намек – женщина зачастую общается в первую очередь с теми, с кем общается ее мужчина, наоборот же почти никогда не случается.
– Как хорошо, что я не женщина, – невесело усмехнулся Алан.
– Да уж. Мужчине в нашем мире проще.
Его рука на ее плече стала тяжелее, он прижал ее к себе и слегка погладил. Ладонь у него была жесткая, в корке мозолей, это особенно чувствовалось сквозь тонкую рубашку.
– Что же ты будешь делать теперь? – спросил он.
– Да что тут остается? – девушка дернула плечом. – Пусть все идет, как идет.
– И ты продолжишь работу в Организации? Будешь служить тамошнему главе?
– Служить ли… Я иначе смотрю на это.
– А как? – Алан помолчал. – Ты ведь можешь погибнуть.
– Каждый из нас может погибнуть в любой момент, Рахиан.
– Но у тебя-то такой шанс будет намного выше.
– Так ли? За следующие пять лет в ОСН меня обучат всей той магии, которая известна им сейчас и будет известна позднее… А с магией я буду чувствовать себя намного увереннее, знаешь ли.
– И ты убеждена в том, что они действительно доверят тебе все?
Кайндел кивнула.