Магия в крови
Шрифт:
— Братик... — стонал Дук, пока чар укладывал его. — Молодой еще совсем, в семинарию его с папашей хотели определить, денег копили... Теперь ни братика, ни папаши, ни денег... Ой, болит как...
— Ладно, дам тебе еще глоток, — сказал чар и ушел за печь. Раздалось шуршание, звяканье, и Песко вернулся.
— «Травяной крови» много пить возбраняется, потому что можно себе вместо пользы вред нанести, — пояснил он, поднося кувшинчик к губам Дука.
У того снова зазвенело в голове, сердце заколотилось — а после боль прошла. Чар продолжал:
— Если перебрать, может приключиться то, что мы, лекари, называем «непредвиденными явлениями».
— Это че за явления такие? — не понял Дук.
— А видения. Видения
— Каких миров?
— А тех, что находятся за границами известных нам полей.
— Каких полей? — еще больше удивился Жиото.
— Тех полей, что ведомы нам. А миры за их пределами. Не поймешь ты все одно.
Песко напоил его бульоном, заставил съесть немного хлеба. Начало темнеть. Чар вернулся к своим обычным занятиям, то выходил во двор, то что-то делал в доме. Когда он появлялся в поле зрения, Дук неизменно обращал к нему лицо и следил за хозяином благодарным взглядом. Иногда Жиото, вспоминая про набитый драгоценностями кошель, стонал и морщился, жалея себя.
Когда совсем стемнело, Цветник зажег плошку, поставил на стол миски, кувшин с чашками и позвал Дука ужинать.
— Пить тебе пока нельзя, — сказал он, когда Дук тяжело уселся на лавку. — Да и вино тут дрянное, не вино, а выжимка. Но поесть надо.
Разговаривая, они сидели долго, плошка почти выгорела. Песко рассказал, как учился в семинарии холодного цеха, хотя всегда испытывал страсть к отцовскому ремеслу. Папаша его был аптекарем, но хотел, чтобы сын стал чаром. Потом, когда Песко уже закончил семинарию, отец умер. Аптеку забрали ростовщики за долги, которые, как оказалось, были у старика, часто посещавшего веселые дома и содержавшего двух любовниц в разных концах города. А сын подался в это селение, где как раз нужен был чар. В растениях всяких он хорошо разбирался, да еще у местных кое-чему научился — и сделал, в конце концов, свою «травяную кровь». Видно было, что Песко ею гордится.
— Вот тебя она как быстро на ноги поставила? — говорил он. — Ну, еще не совсем поставила, но ведь жив ты и скоро совсем бодрым станешь. А ежели б не «кровь» моя — помер бы, и все тут. Ни один лекарь тебя бы не спас, это я тебе говорю, Песко Цветник! От «травяной крови» все само собой срастается, потому что в ней и травы всякие, и еще магия моя довешана.
Стояла глухая тишина, какой в городе никогда не бывает. Время подошло к полуночи, когда они отправились спать. Дук устроился на лежанке, а Песко — на печи.
— Топить сегодня не буду, — сказал он из темноты. — Под утро холодно станет, закутайся получше. Я там второе одеяло положил.
— Спасибо тебе, — откликнулся Жиото.
Они помолчали, а потом Песко произнес:
— Завтра, Дук, я тебе еще чуток «крови» дам хлебнуть. Через день-два ты совсем выздоровеешь. И что дальше будешь делать?
Жиото повернулся, пытаясь устроиться так, чтоб не кололо в животе.
— Не знаю. А куда мне теперь податься? Я уже думал-думал, пока лежал, — выходит, некуда. В город сейчас не сунешься, кареты и лошади моей нету...
— А оставайся здесь, — предложил Песко. — Я тебя учеником сделаю.
— Да я ж ни в магии, ни в травах ничего не смыслю, — удивился Дук.
На печи зашуршало: Песко приподнялся на локте.
— Ты молодой совсем, почти что юнец, — заговорил он со сдержанным волнением — В твоем возрасте всему быстро обучаются. У меня ж, видишь, ни жены, ни детей, вообще никаких родичей не осталось. Кому тайну «крови» передать, кого обучить, как ее изготавливать? Да ее еще и изучать надо, потому что много таинственного в том, как она на людей влияет, много этих самых «непредвиденных явлений». А ведь «кровь» — дело всей моей жизни, сколько я труда вложил, сколько опытов переделал... Да и все другое, что я знаю, — а я много знаю. У меня книга есть, в нее всякое записываю, все заклинания... и что? Помру — она и затеряется. Крестьяне, дикари эти, растащат,
Дук подумал-подумал и сказал:
— Можно. А жить у тебя? А еда?
— Ну! — обрадовался Песко. — Это мне тебя Первые Духи послали! Жить поначалу здесь, а после и дом тебе отстроим. Сбережения у меня небольшие, я часто в город езжу, всякие ингредиенты для своих опытов покупаю и трачу на них много, ну и еще горную манну беру у следопытов, которые к нам заходят иногда. Но я крестьянам прикажу — они забесплатно дом отстроят. За еду не беспокойся, прокормимся. После, если захочешь, найдешь себе девку из местных, женишься. Они чаров уважают и боятся, будет она тебя слушаться. Обучу всему, что знаю. А?
— Хорошо, если так, — сказал Жиото. — Мне даже... ну, вроде и любопытственно стало, все эти твои заклинания, травы...
— Ну и славно, ну и договорились...
Вскоре Песко захрапел, а Дук лежал, глядя в потолок. Вот как оно все оборачивается, размышлял он, вслушиваясь в тишину, что окутывала селение. Жил я в городе, был в услужении у самого аркмастера, а теперь занесло невесть куда, и Песко Цветник предлагает стать его учеником...
Глаза Дука давно привыкли к темноте, он различал забитые соломой щели между бревнами потолка, а когда поворачивал голову, видел очертания стола и лавок. Впервые с того времени, как он очнулся, захотелось помочиться. Жиото тихо, чтоб не разбудить хозяина, встал, откинул засов и вышел во двор. В Городе-На-Горе звезды не такие — тусклее, да и видно их меньше, тут же небо аж сияло. Сделав свое дело, Дук вернулся в дом, достал из-за пазухи сломанный ржавый нож, который нашел в каморке, когда сколачивал себе костыль, залез на лавку, что стояла у печи, и перерезал горло спящему на спине Песко Цветнику. Чар всхрапнул, дернулся и умер. Дук стащил тело на пол, покопался в одеялах, отыскал неглубокий узкий закуток между печью и стеной... пусто. Дук стащил с печи все одеяла — под ними ничего не было. Где же ты прячешь «травяную кровь», Песко Цветник? Может, в стене есть выдолбленная ухоронка, прикрытая доской?
Жиото медленно пошел вдоль стенки, стуча кулаком по бревнам, и тут же зацепился за что-то, больно ударившись ногой, Отпрянул, глядя вниз. Ничего, обычный пол. Дук медленно вытянул ногу. И отдернул, коснувшись носком чего-то незримого. Да что же это такое? Он присел, выставил руки перед собой. Пальцы ткнулись в шершавую твердую поверхность. Ладонями он ощупал непонятный предмет со всех сторон — вроде ящика, по бокам прямые стенки, сверху покатая крышка... сундук! Он нашел скобу, потянул.
С тихим стуком крышка откинулась. В воздухе невысоко над полом висел обмотанный широкими полосками ткани, запечатанный крышкой кувшинчик, рядом лежала книга в деревянном переплете и холщовый мешочек с затянутой ремешком горловиной. Дук опустил руку, похлопал ладонью по невидимому дну сундука. Вот это да!
К тому времени от усилий он совсем ослабел, поэтому сразу снял плотно сидящую крышку и сделал большой глоток «травяной крови».
В горле запершило, в голове будто рог затрубил, перед глазами пронесся вихрь красных искр. Сердце заколотилось так, словно готово было, проломив ребра, выскочить наружу. Охнув, он сполз вдоль стены и чуть было не уселся в невидимый сундук. Встал, пытаясь совладать с ощущением, что голова стремится оторваться от тела и взмыть к потолку, — даже крепко ухватил себя за уши. Комната содрогалась в такт ударам сердца, кренилась из стороны в сторону. А еще руки и ноги стали двигаться быстрее и приобрели небывалую легкость.