Магия в скорлупе

Доунер Энн

— Прекрати, — зашипела Фебрис.

Тогда колдун прошептал что-то на непонятном языке, а демон начал задыхаться и стонать, но упрямо держал ребенка за руку. Фигуры на диване становились все призрачнее, а образы из памяти — темнее, реальнее. Теодора почувствовала, что, если люди на диване исчезнут совсем, она может и не вернуть их — или не вернуться к ним. Додо не была уверена, оставалась ли она сама реальной, все еще здесь и сейчас.

Вдруг новый голос прорезался сквозь дурман, спокойно произнося прохладные серебряные слова. Достигнув ушей девочки, они разорвали темные чары. Сцена смерти ее матери упала длинными завитками, как полоски старых обоев, сдираемых со стен. Под всем этим оказалась настоящая комната с отцом, доктором Нага и Микко

на диване, теплыми и реальными.

Рядом с Теодорой стоял незнакомый человек с кудрявыми русыми волосами и добрыми серыми глазами. Она решила бы, что он моложе ее отца, может быть, ровесник его студентов последнего курса. Если бы не глаза… В них светилась мудрость очень старого человека.

Хоть он и был в спортивной рубашке с вышитой надписью на спине «УОРСЕСТЕРСКИЕ ВОЛШЕБНИКИ», Додо сразу же поняла, что это один из тех, кто оставил записку в тайной комнате.

Все это мгновенно промелькнуло в голове. Этого времени Гидеону хватило, чтобы броситься к Кобольду и схватить карту виверны. Они вцепились в нее, каждый молча тянул ее к себе. Их руки дрожали, как будто держали оголенный электрический провод. Глядя на них, Теодора знала, что они не смогут порвать карту. Та была сильнее, чем каждый из волшебников и по отдельности, и вместе.

Глава 20

Где Уикка?

В комиксах и мультфильмах времен детства отца Теодоры волшебники носили длинные пурпурные мантии с широкими развивающимися рукавами и высокие конусообразные шляпы, украшенные звездами, а колдовать можно было лишь с помощью волшебной палочки. Нынешние волшебники из видеоигр, фильмов и компьютерных спецэффектов совсем не столь примитивны. Эти маги сменили волшебные палочки на арсенал несущих смерть хрустальных кинжалов и извергающих пламя жезлов, способных превращать врагов в пепел и возводить замки в мгновение ока. Чародеи из «Волшебников и виверн» выглядели спортивными, одевались в облегающие костюмы, выигрышно подчеркивавшие крепкие мускулы, а их мужественные лица освещала белоснежная улыбка, свидетельствующая о достижениях стоматологии двадцать первого века (рот, полный крепких, здоровых, ровных зубов был почти так же редок в тринадцатом веке, как шкатулка мирры и мешок золота).

Но теперь, когда два настоящих живых волшебника сражались посреди ее гостиной, Додо открыла, что действительность сильно отличается от фантазии. Молчаливо сражаясь за обладание картой виверны, чародеи являли собой невероятную картину: Кобольд в дорогом костюме из итальянского шелка, Гидеон в линялых джинсах, спортивной рубашке и красных ботинках. И вооружены они не ртутными стрелами или огненными шарами сверхъестественной молнии, а словами. Впоследствии Теодора так и не смогла точно вспомнить, что же говорилось в заклинаниях. Что неудивительно, так как некоторые из них произносились на волшебном языке, другие на средневековом французском диалекте, а остальные на непонятном магическом, до сих пор употребляющемся в Кантабрианских горах Испании. Таким образом, заклинания, приведенные ниже, записаны так, как девочка их слышала.

— Лимерики и молния, слесари и лемуры! — прошептал Кобольд сквозь зубы.

Он держал только половину карты виверны, и это, по-видимому, на столько же уменьшало силу слов. Пол под Гидеоном разверзся, чтобы поглотить его, но он лишь провалился сквозь ковер и доски по колено, так и не выпустив карты и увлекая за собой Кобольда.

Теодора почувствовала, что рядом кто-то стоит, обернулась и увидела полного джентльмена, похожего на профессора. Он выглядел каким-то взъерошенным в рубашке с закатанными рукавами, красных подтяжках и коричневых твидовых брюках. Незнакомец отвлекся от наблюдения за борьбой и шепнул ей на ухо:

— Мисс Оглторп? Мы знакомимся при чрезвычайных обстоятельствах. Айен Мерлин О’Ши к вашим услугам.

Теперь Гидеон отразил чары

Кобольда. Выбравшись из ямы, он произнес что-то вроде:

— Караваны и карамели, тмин и карусели.

От этих слов серый шелковый костюм вдруг превратился в одеяние из сотни блестящих серых кротов с розовыми звездчатыми носами. Одежда стала очень неудобной — слишком теплой, тяжелой и извивающейся. В гостиной запахло, как в зоопарке. Но Кобольд не решился сбросить новый наряд, не зная, что стало с его шелковыми боксерскими трусами.

— Вы не можете остановить их? — тихо спросила Додо у профессора.

Мерлин покачал головой:

— К сожалению, правила Гильдии отводят мне роль секунданта на дуэли. Я должен следить, чтобы борьба проходила честно, и оказать первую помощь, если потребуется.

Хватка Кобольда постепенно ослабевала, одежда из живых кротов вызывала ужасный зуд. Но ему удалось сказать еще одно заклинание:

— Левкои, ложь, лев!

Двухголовая змейка, обвившаяся вокруг руки хозяина, выросла до размеров анаконды, угрожая задушить чародея в своих кольцах. Гидеон все еще держал уголок козыря виверны одной рукой, а другую прижал к боку. Змея так сдавила его грудь, что он не мог вдохнуть достаточно воздуха для произнесения ответного заклинания. Наконец в отчаянии он выпустил карту и начертал в воздухе магический знак.

Кобольду понадобилась лишь секунда, чтобы осознать, что козырь виверны у него в руках. Он быстро забормотал запретное заклинание, но чары Гидеона сработали раньше. Слова стекали с губ колдуна густой струей меда, который образовал липкую золотистую лужу у его ног, а потом вылетели роем пчел, облепивших его лицо жужжащей маской. Они не жалили, но толстым слоем покрыли глаза, нос, рот и уши Кобольда так, что виднелась только ямочка на подбородке.

Оуроборос уменьшилась, но у Гидеона было сломано ребро, и дышал он с трудом. Это дало Кобольду время, чтобы тоже успеть начертать в воздухе знак. Маска из пчел мгновенно заморозилась и отделилась одним куском.

Теперь уже ничто не могло его остановить. Безобразные слова заклинания зарождались глубоко в груди колдуна, звучали низко и хрипло, как засорившаяся труба канализации, как будто он выплевывал что-то мерзкое.

Кобольд твердил заклинание, а посреди комнаты начало что-то проявляться. Сначала возник вращающийся туманный столб воздуха, мерцавший, как мираж на раскаленном шоссе. Затем он разлился черным, мрачным, гладким масляным пятном на темной воде. А потом превратился в молодую девушку, не старше шестнадцати лет, с растрепанными волосами, в рваном платье. Вызванная черной магией, она состояла из отражений и теней, неплотная, нереальная, но в то же время пугающе близкая. Она была очень красива, но сейчас ее бледное лицо и пристально глядящие глаза выдавали человека, безнадежно заблудившегося в лабиринте безумия.

Гидеон посмотрел на это видение и прошептал:

— Гвинлин.

Казалось, что ее вид причиняет ему боль, но все же он не мог отвести от нее глаз. Видение шагнуло к нему и протянуло руку. Каким-то образом Теодора знала, что, если двойник, или привидение, или что бы там ни было, коснется Гидеона, он тоже станет привидением. Неужели это честная борьба? Она повернулась к профессору О’Ши:

— Вы не можете помочь ему?

Мерлин уже шарил в кармане и вытащил пакет из фольги, очень похожий на серебристые пластиковые пакеты с мороженым для астронавтов. Отец Додо всегда вкладывал такое лакомство в ее рождественский подарок. Надпись на пакете предупреждала: «Спасательный пакет чар. Вскрыть только в случае необходимости. Хранить в прохладном месте». Мерлин разорвал его зубами, высыпал на ладонь что-то невидимое и набросил на Гидеона таким же движением, каким расстилают простыню на кровати. Его моментально покрыла тихо жужжащая, мерцающая сеть золотистого света, словно тысяча светлячков, пойманных в тонкую паутину.