Магия взгляда. Часть 2: Ливтрасир

Юрьева Ирина

— Это так, — согласился Эрл. — Но в Гальдорхейме плохая земля и короткое лето. Там мало что может расти. Если лето сухое и жаркое, то урожай выгорает, а если дожди, он гниет на корню. Наш Хранитель способен влиять на погоду и злаки, однако один Норт не может заняться всем сразу. Горад обещал выбрать часть заклинаний, способных их выручить. Мы побываем в Гальдоре во время посева и сможем помочь получить там большой урожай.

— И еще нужно выбрать такие подарки, которые бы поразили живущих в Гальдоре, — добавил Йонн.

— Вряд

ли мы сможем кого-нибудь там удивить, — сказал Эрл. — Но традиции нужно держаться.

— Мелен должен выбрать меж воинов десять-пятнадцать бойцов для отряда посланца, — вмешался Горад. — Самых лучших.

Горад объяснил, что во время поездки Эрл будет лишен своей Силы.

— Ведь Силу легко уловить, — ответил он на удивленный вопрос, — а дорога большая. Кто знает, с кем им доведется на ней повстречаться. Шпионов хватает. Обычный посланец от города — это нормально, союзников ищут всегда. Наделенный, которого шлют в Гальдорхейм — это знак, что нам жизненно важно добиться успеха.

Эрл верил, что сможет отправиться в путь, едва Горад поставит Защиту. Ему было трудно представить, что значит утратить способность читать мысли или общаться без слов. Но уже с самых первых минут Эрл почувствовал, что Горад был прав, когда говорил, что Защита опасна. Мир словно утратил все краски. Ему стало трудно общаться с людьми. Поначалу Эрл даже почувствовал страх. Когда Йонн вдруг сказал, что он стал много жестче, решительней, Эрл не поверил ему.

Только позже он понял причину такой перемены.

— Чем меньше ты чувствуешь, тем тебе проще считать себя правым, — однажды сказал он Гораду. — Все то, что тебе непонятно, ты просто не видишь!

— А страх легче спрятать под маской надменности, чем добродушия, — грустно закончил Горад.

Лишь спустя две недели Эрл понял, что сможет отправиться в путь. Он немного привык к ощущению странной туманной стены, окружавшей его. “Эта гадость”, как часто ее звал Горад, поначалу могла отравить жизнь, но после дарила немало приятных открытий. Лишая сомнений, она открывала мир “эго”, где центром Вселенной был только ты сам. Твои чувства, утратив свою остроту, становились грубее и многое, что вызывало протест, становилось естественным.

— Странное чувство: как будто бы ты превращаешься в зверя! Не в гибкую рысь из легенды, не в фетч, а во что-то тупое и страшное, — как-то признался он другу.

Однако Горад изумился:

— Когда я опробовал эту Защиту, я думал, что я стал калекой, лишенным всех чувств, но и только!

Въезжая в Гальдор, Эрл почувствовал, что он действительно рад возвращению. Правда, весенний лес не был похож на тот, что он помнил. Деревья казались на удивленье могучими. Робкая зелень проталин скорее смешила, чем трогала. Воздух пьянил.

— Что со мной? — промелькнуло в мозгу. — А не все ли равно… Потеряв что-то, ты обретаешь другое, не слишком понятое, но ведь нельзя не меняться, пока ты

живешь!

Поначалу Эрл думал, что Орм не откроет ворота, увидев отряд, но их сразу впустили, однако в башню пройти предложили ему одному. Эрл не стал снимать шлем, опасаясь, что слуги узнают его. Меч он тоже решил захватить с собой. Эрл бы оставил оружие, как полагалось у вирдов, однако слова:

— Господин хочет видеть лишь вас! — не понравились.

Оказавшись у комнаты, где находилось заветное кресло-ловушка, Эрл вдруг ощутил небывалый подъем. Выбор места опять подчеркнул, что Орм видит в посланце врага. Он не верит ему. И такая предвзятость давала полное право нарушить известный закон, призывающий гостя чтить волю хозяина замка.

Едва слуга скрылся из виду, Эрл вошел в помещение. Он помнил здесь почти все: и высокие кресла, одно из которых могло провалиться по воле хозяина, и гобелены на стенах, и стол, и красивый графин для вина.

— Он стоял здесь еще при отце! — вдруг подумал Эрл. — Да… И заветная чаша отца не пропала.

Он явственно видел, как светятся камни на узенькой кромке. Их блеск вновь напомнил, как Галар ему говорил о заклятье, лежавшем на чаше.

— Они, эти камни, тускнеют, когда их касается тот, кто замыслил дурное, — как будто услышал Эрл голос отца.

Рука, прежде чем взять эту чашу, на миг замерла.

— Я пришел не за тем, чтобы мстить. Я хочу помочь тем, кто мне верит! Хочу вновь вернуть свое счастье, которое отнял мой брат, — сказал Эрл сам себе, беря чашу. — Я не сделаю зла никому.

Пальцы тихо коснулись мерцающей кромки, погладив ее…

Эрл не знал, почему обернулся. В последнее время он был неспособен почувствовать взгляд. У дверей стоял Орм. Опустив на стол чашу, Эрл четко ему поклонился. Он часто пытался представить их встречу, теперь же не знал, что сказать.

Пикировка, которую начал хозяин, слегка удивила его. Орм не должен был так говорить с незнакомцем. Любимец Гальдора мог очень внимательно выслушать или, не дав открыть рот, указать на дверь. Но добродушно, небрежно, не придавая значения “мелкой возне” чужаков. Эта легкость всегда придавала ему редкий шарм, неизменно пленявший сердца.

Орм, который был весь преисполнен сарказма, казался совсем незнакомым. Эрл мог бы поклясться, что каждое слово не только услышано, но и оценено. Встреча важна была Орму! Разговор о плите, прикрывающий ход в подземелье, о чаше, о Фрейре все больше смущали хозяина. Эрл ясно видел, что Орм начал нервничать.

— Мы ведь встречались? — достаточно резко спросил Победитель.

— Не раз! — с очень грустной насмешкой сказал ему Эрл, не сводя с него взгляд, и снял шлем.

Эрл не знал, чего ждал. Он отчетливо видел, как Орм побледнел, потом вдруг покраснел и напрягся, как будто ему стало трудно дышать.