Магия
Шрифт:
В пустыне материальных желаний его искушает сатана – «я». Но стремление к собственной выгоде не может сбить его с пути, ибо у безличностного нет личных интересов. «Сатана» не предложит ему ничего нового, ведь он, Всевышний, владеет всем, что ниже его.
Этот принцип, в своей целостности, – первое проявление Абсолюта, всегда сосуществующее с последующими. Он – «единородный сын» своего отца, и он стар, как его отец, ведь проявленный Абсолют лишь тогда может стать «отцом», когда рожден «сын».66 Это – живое Слово ; любой человек – Христос , ибо в нем воплощается «сын Бога». Он – божественное «Я» каждого из нас, изначальный эфирный двойник, в котором нет пороков, ведь они присущи только форме. Этот принцип не личность, но может стать таковой, войдя в человека и все же оставшись, по сути, безличностным – живым принципом, вездесущим, неискаженным, бессмертным. Так совершается великое таинство, недоступное
Пока интеллект, колеблясь, сомневается в существовании Духа, он не сможет его осознать, поскольку в глубины, где скрывается Дух, может проникнуть лишь незамутненный разум. Простое «верование» – удел невежества, подлинная вера основана на знании. Но мы не можем увериться в существовании того, чего не понимаем и не осознаем. Знание, сознание, уверенность в существовании чего бы то ни было должны прийти изнутри. Можно искать Бога внутри себя, но нельзя создать его. Нам нужно приготовиться к его пробуждению – очистить разум и душу от интеллектуальных предубеждений и чувственных привычек, и когда проснется божественный принцип, придет «благодать». Эта благодать – не милость, дарованная пристрастным, капризным, персонифицированным богом, а результат сильного желания, которое способно само себя удовлетворить, и если его нет, просить о чем-то бесполезно. Человек, чье сердце стремится к низменному, с тем же успехом станет молить о высоком, как если бы желудь, накрытый камнем, просил о превращении в дуб. Доверять безоговорочно словам бонзы или священника – слабость, учиться распознавать истину – сила, ибо только через познание можно прийти к уверенности и к подлинной вере.
Когда в человеке пробуждается божественный и безличностный принцип, он воздействует на него с пяти точек притяжения – об этом свидетельствует знак пятиконечной звезды, а в христианской символике – крест . Тело узнает новые ощущения, сердце начинает биться быстрее, животные силы с пришествием «Христа» начинают бушевать в своем «аду», голова, ладони, ступни и другие части тела болят, и кандидат в бессмертные, будь он христианин, мусульманин, брахман, иудей или неверующий, может таким образом физически испытать то, что иносказательно описано как крестная мука Христа.67 Соединение бессмертного со смертным неизбежно приносит смертному боль, пока низшие элементы не станут полностью покорными и бессознательными – это происходит, когда в сердце (в душе) еще остается кровь (земное начало) и вода (жизненное начало), но материальный огонь, что наделяет эти элементы сознанием, покидает тело.68
После смерти, когда покров материи, сковывавший дух, разорван, человеку уже «не перебьют голеней»69, так как высшие элементы его души70 уже не будут в муках отделяться от низших (ведь они при жизни утратили тесную связь). Только у неспелого плода косточку трудно отделить от мякоти. Бессмертный дух не испытывает боли, но два разбойника (четвертый и пятый принципы71), которые воскреснут вместе с ним, чувствуют притяжение трех низших земных стихий.
После этого разделения Исида , богиня Природы, матерь тела, вечная девственница, которую обычно зовут Марией,72 позаботится о своем сыне. Его жизненное начало ляжет в новую гробницу, «где не было до того человека», и перейдет в другую форму, растительную или животную.73 Возвратившись в колесо воплощений, оно поможет родиться зерну и взрасти винограду и вновь войдет в человеческую плоть с вином и хлебом. Тот, кто вкусит этой пищи, соединится с жизненным началом Природы, как тот, кто сольется с духом, своим высшим «Я», соединится с подлинным Христом.
Вот так и оказывается, что христианское аллегорическое повествование на самом деле описывает оккультное таинство, о котором, конечно же, знали задолго до возникновения христианской церкви. Основа этого таинства – мировой закон, а значит, история его не короче истории человечества. Индийский йог , практикующий йогу74, сливает свое низшее «я» с высшим; брахман, который через медитацию и изучение священных книг достигает соединения своего Атмана и мирового Парабрахмана ; буддист, стремящийся уничтожить свое низшее «я», дабы его лишенная формы суть могла раствориться в Нирване, – все занимаются одним и тем же; но невежды, называют ли они себя брахманами, буддистами, христианами или как-то еще, невежды, которые видят в аллегориях естественных и сверхъестественных сил индивидуализированные образы богов, – на самом деле идолопоклонники.
Тот, кто исполняет обряды, не понимая их истинного
Если человек знает истину, не столь уж важно, как он ее называет и как пытается выразить невыразимое. Буддист, который видит в статуе Будды символическое воплощение жизненного принципа в память о реально существовавшем некогда человеке, в котором этот принцип проявил себя наиболее полно, человеке, которому хотелось бы подражать, и возлагает у ног статуи цветы и плоды, столь же близок к предвечной истине, как и христианин, для которого образ Иисуса из Назарета есть выражение высшего идеала.
Множество усилий и огромное количество времени было потрачено на то, чтобы доказать или опровергнуть, что основатель христианства – человек, на самом деле живший в Палестине в начале новой эры. Может, конечно, историку и очень интересно узнать, существовал ли человек по имени Иисус , или Иешуа , и если был, то когда, но для дела спасения человека этот вопрос не представляет особой важности. Люди – только формы, и, как таковые, они ограничены, являясь всего лишь частью целого, а целое не может зависеть от части. Если Иисус, как его описывают в Новом Завете, действительно существовал, он, несомненно, был величайшим Адептом и поистине «Сыном Божьим», как и всякий, в ком пробудился божественный Дух, осознавший себя Сыном Божьим 75 и воплощением Слова . Насколько мы можем судить, он был совершеннейшим воплощением духа истины среди всех, кто когда-либо жил на Земле, но истина существовала и до него, и она – не в надежде на то, что некто спасет человечество от зла; эта внешняя форма – всего лишь ее выражение. Те, кто верит в дух Христа, – неважно, верят ли они при этом в Его действительное существование, – истинно верующие, а те, кто не следует Его заповедям, но верят в него как в личность, почитают форму без жизни – иллюзию.
Идея спасения человечества восходит отнюдь не к предполагаемому времени жизни исторического Христа. Судьба Христа имеет прообраз в судьбе Кришны. Греки поведали о спасении души в аллегорическом рассказе об Амуре и Психее. Психея (душа человека) каждую ночь наслаждается объятиями своего божественного возлюбленного Амура (шестой принцип). Она чувствует его священное присутствие и слышит голос интуиции в своем сердце, но ей не дано видеть источник этого голоса. Когда бог спит (когда молчит интуиция), пробуждается любопытство, и деве хочется увидеть бога. Она зажигает светильник разума и пытается критическим взором рассмотреть источник своего счастья; но тут бог исчезает, так как тучи и призраки, порожденные низшими устремлениями ее разума, скрывают от глаз высшие духовные истины. В отчаянии скитается она в нижних пределах, куда влекут ее эмоции и чувства, но разум не помогает ей найти своего бога на материальном плане. Уже готовая умереть, она спасается силой любви, которая связала ее с ее спасителем. Подчинившись ее тяготению, она соединяется с ним, но не бездумно, как прежде, а сознательно и с пониманием.
Современное христианство не отменило олимпийских богов, ибо они – аллегорические представления истин, а истины нельзя отменить. Законы Природы в наши дни те же, что и во времена Тиберия; христианство только поменяло символику и назвало старые вещи новыми именами.
Нынешние писатели и поэты выражают эти же древние истины по-своему. Гете, например, замечательно воплотил их в своем «Фаусте». Доктор Фауст, прославившийся своим умом и ученостью, достиг вершин в науке, но так и не сумел постичь истину:
В том, что известно, пользы нет,
Одно неведомое нужно.
Впав в отчаяние от того, что все его умствования оказались бесполезными и бессмысленными, он заключает сделку с принципом зла, который помогает ему обрести богатство и власть, добиться любви и познать все чувственные удовольствия, какие только возможны. Но в глубине души Фауст понимает, что, услаждая себя, нельзя стать по-настоящему счастливым. Ни блеск императорского двора, ни красота Елены, которая возвращается из земли теней по его повелению, ни оргии в «Блоксберг», где обретают полную свободу все человеческие страсти, не могут утолить его желаний. Став Властелином мира, он замечает убогую хижину – последнее, что еще не принадлежит ему, – и присваивает ее, не ведая жалости к ее обитателям. Но всего этого ему недостаточно. И только когда благодаря его усилиям часть суши встает из океана и он видит, как радуются другие, пожиная плоды его трудов, к нему приходит покой. Так впервые в душе его поселяется устремление, не обращенное к собственному «я». Оно наполняет его величайшим счастьем, и в созерцании чужой радости личность его умирает, а высшее «Я» обретает славу и бессмертие.